Просыпаясь, Рыжебородый уложил скатку и хозяйственные сумки. Моргая и отяжелев, вышел он средь шагов и лиц, плакатов и письмен на стенах. Шел, пока не достиг того места, где была его музыка, перед киноафишей, МЕЖДУ, сказала афиша, ТЕПЕРЬ НАКОНЕЦ-ТО – ЖГУЧЕЙ ИСТОРИЕЙ СЕСТЕР НОГГ. «Нас ничему не развести!» – сказали они, и не подозревая о том, что их ждет! ТАКЖЕ НА ЭКРАНЕ: ПЕРЕВОРОТ. «Меня уже тошнит пялиться в потолок!» – сказала она. Низкая зарплата вредит потенции рабочего класса, сказал почерк на афише. Только не в Стритеме, сказала другая надпись. Генделев орган всегда стоймя, другая надпись.
Рыжебородый вытащил кепку из хозяйственной сумки, метнул ее наземь. На губной гармошке сыграл «Блюз желтой собаки»[17]. Его миновали шаги и лица. В кепке одна медь.
Мимо прошла Сестра. Рыжебородый оторвал губы от губной гармошки, сказал:
– Ням ням!
Сестра не отреагировала. Ее Сестринские туфли пронесли ее мимо, развернули, принесли обратно – все вдумчивым шагом.
– Потеряла что-то, Ням-Ням? – спросил Рыжебородый.
Сестра покачала головой, повернулась и пошла в другую сторону. Здесь была музыка, думала она. Но не эта. Другая музыка. Ее ум отправился к Кляйнцайту. Почему Кляйнцайт? Я подумаю об этом, когда придет время, подумала она.
– Ты наслушала уже по крайней мере на десять пенсов, – сказал Рыжебородый. – И сплошь подлинный этнический материал.
Сестра бросила в кепку пять пенсов.
– Я слушала вполуха, – сказала она. В Лазарет, пожалуйста, сказала она своим туфлям. Они ее туда доставили.
После того, как в палате потушили свет, Кляйнцайт унес глокеншпиль в ванную, закрыл дверь. Здесь парковали кресло-каталку с дырой в сиденье для отправления надобностей. Усевшись на него, Кляйнцайт упокоил глокеншпиль частично у себя на коленях, а частично – на краю ванны. Снял с футляра крышку. Там было две палочки, но он подумал, что лучше всего начать с одной. Из кармана халата вытащил сложенный листок из блокнота и японскую ручку.
Так, сказал Кляйнцайт палочке. Ищи ноты. Палочка неуклюже звякнула.
Как насчет небольшой прелюдии? – сказал глокеншпиль.
Кляйнцайт поласкал его палочкой.
Славно, сказал глокеншпиль. Еще немножко. Славно.
Кляйнцайт поделал еще немножко, записал ноты, обретая мелодии. Немного погодя играл уже двумя палочками. Над ванной, трепеща, висели мягкие серебряные звуки.
Славно, сказал глокеншпиль. Так славно. А-а-ах-х!
В виде постлюдии Кляйнцайт немного поласкал его палочками.
