- Ого! - сказали мои Малюдки, увидев меня в роскошном свадебном платье, тощую и с "интересной бледностью". В этом "ого" было столько искреннего восхищения, что я посмотрела на себя в зеркало очень внимательно: оттуда сияла глазами с лихорадочным блеском белолицая, по-модному худющая принцесса в роскошном платье и с королевской укладкой рыжих локонов. На похудевшем лице особенно ярко выделялись красивые губы, тронутые модной перламутровой помадой. В общем, я себя не очень узнала.
- Как тебе... мои подружки? - с трудом сдерживая дрожь в голосе, я при первой же возможности прильнула к уху Тимура.
- Классные! - улыбнулся тот.
- А... Марина? Красивая, правда? - мой тон был спокоен, выражение лица безмятежно. Лишь сбесившееся сердце мешало нормально дышать.
- Да, очень красивая, - согласно кивнул Тимур. - А можно я тебя без всякого "горько" поцелую? - и впился в мои губы, а все радостно заверещали.
Каюсь, каюсь! Я следила за его взглядом всю свадьбу. Видали дуру ревнивую? Зато убедилась: он не потерял голову от Марины, не останавливался на ней взглядом дольше, чем на ком-либо другом. Он продолжал меня любить, ничего не изменилось. Господи, какая я кретинка!
Свадьбу сыграли в самом начале августа. Я вышла замуж и звалась теперь Беллой Кондратьевой. То есть, Белкой Кондратьевой! Мы переехали в мою квартиру, не особенно что-то переделывая в ней: там всё было более-менее в порядке, а "крутизна" нас не волновала. Тогда понятие "элитное жильё" ещё не стало навязчивым, евроремонты только начинали удивлять своим роскошеством и лишь у самых богатых.
Квартира бабушки и дедушки представляла собой идеал, мечту, рекламную картинку обстановки конца семидесятых. Всё в прекрасном состоянии, ведь бабулечка работала хозяюшкой, обожавшей своё дело. В нашем с мужем распоряжении оказалась отличная мебель а-ля совок, много идеально сохранной посуды, горы хрустящего, пахнущего мятой, кипенно белого постельного белья, милая голубая кухонька, в спальне удобная огромная деревянная кровать с отличным матрасом, тумбочки и трельяж.
В гостиной стояла знакомая многим югославская стенка, у противоположной стены диван, а перед тумбой с телевизором - два кресла. Мягкая мебель была изумрудного оттенка в крохотный золотой цветочек. На полу лежал настоящий туркменский ковёр от окна до противоположной стены. Телевизор у моих стариков в последние два года их жизни был японский, который им помогли приобрести высокопоставленные в горбачёвское время приятели. Настоящий "Хитачи", который прослужит и нам добрый десяток лет. Что ещё нужно для счастья?
