Уквунъ былъ пораженъ не менѣе, чѣмъ другіе, и, сдѣлавъ двѣ или три попытки состязаться съ новымъ пѣвцомъ, сбился съ тона, оборвался и замолкъ. Онъ прекратилъ также свой барабанный бой, который теперь не имѣлъ никакого смысла. Новый рядъ напѣвовъ тоже прекратился на мгновеніе.
— Пусти! — громко сказалъ повелительный голосъ Нувата, — такъ какъ это былъ онъ. — Слышно было, какъ они съ Уквуномъ помѣнялись мѣстами. Вслѣдъ за этимъ колотушка снова застучала въ бубенъ съ лихорадочной быстротой, и цѣлый взрывъ переливающихся тоновъ голоса разразился надъ слушателями. Молодой шаманъ замѣнилъ стараго и, въ свою очередь, хотѣлъ помѣриться съ духами вѣтра.
Однако, Нуватъ не сталъ тратить много времени на предварительныя эволюціи. Напѣвы Уквуна расчистили передъ нимъ дорогу, и онъ чувствовалъ въ себѣ достаточную степень возбужденія, чтобы прибѣгнуть прямо къ заклинаніямъ.
— Мой челнокъ, — запѣлъ онъ, — легокъ и быстръ! На лету обгоняетъ птицъ. Маленькая птичка каянальгинъ, — обгоняетъ и ее. Двѣ мои души[39] сказали: мы возьмемся за ручки по обѣ стороны челна и полетимъ въ невѣдомыя страны! Хорошо мнѣ летѣть съ вами, сидя на растянутой шкурѣ, среди круглой деревянной ограды, грести веслами изъ китоваго уса… Го, го, го, гой!
Онъ аккомпанировалъ себѣ на натянутой кожѣ, которую воспѣвала его пѣснь, но теперь полоска китоваго уса слегка касалась звонкой поверхности и извлекала изъ нея тихіе рокочущіе перекаты, какъ будто отъ этой упругой перепонки отскакивали маленькіе круглые шарики, непрерывно возвращаясь назадъ, чтобы оттолкнуться снова. Эти звуки не заглушали, а только еще болѣе оттѣняли значеніе словъ Нувата.
— Голова Летающаго въ темнотѣ — моя голова… Его руки — мои руки… Его ноги — мои ноги… Тѣло его я присвоилъ себѣ, а мое собственное тѣло стало старымъ пнемъ, упало на стрѣлку мыса среди наноснаго лѣса… Пѣснь моя прекрасна. Души мои летаютъ въ разныя стороны, обозрѣваютъ все сущее, сами невидимыя, и приносятъ въ мою грудь знаніе, какъ пищу въ гнѣздо.
— Издавна стремлюсь я летѣть на своемъ кругломъ парусѣ вверхъ, вверхъ!..
Голосъ его внезапно оборвался. Слушатели затаили дыханіе, ожидая, что будетъ дальше.
Послышалось легкое хрипѣніе, потомъ шуршаніе бубна, упавшаго на шкуру вмѣстѣ съ державшей его рукой. Дальше не было ни звука. Душа молодого шамана, очевидно, покинула на время его смертную оболочку и отправилась въ таинственное путешествіе, которое онъ воспѣвалъ передъ этимъ съ такимъ увлеченіемъ.
