Довид сказал:
— Я слышал о молодом парне из Гейтсхеда, вообще-то, талантливый ешива бохур…
Эсти вмешалась.
— Ронит, помнишь старые научные кабинеты в школе?
Ронит и Довид посмотрели на нее. Ронит ответила:
— Э-э. Да.
Эсти сказала:
— Они сносят здание, вот что я хотела сказать, они его сносят; Д-р Хартог собрал деньги на новое здание, через дорогу. Разве не смешно? Девочкам придется переходить через дорогу, чтобы попасть на урок химии.
Ронит и Довид еще недолго посмотрели на нее.
Эсти быстро встала, почти опрокинув стул на пол. Она подняла свою тарелку и протянула руку за тарелкой Ронит.
— Вообще-то, я еще не совсем закончила.
Эсти моргнула и провела рукой по лбу.
— Нет, нет, конечно нет.
И занесла свою тарелку на кухню. Не имея возможности видеть, она слушала журчащую беседу Ронит и Довида. Она поставила тарелку в раковину слева — раковину для мясной посуды — и включила горячую воду, наблюдая, как жирные остатки начинают отлипать от тарелки. Она опустила правую руку под воду. Она была слишком горячая. Она немного подержала руку в воде. Через какое-то время она вернулась и подала десерт.
* * *
Довид и Эсти уже давно не спали в одной кровати. Две кровати в их спальне оставались разъединенными уже несколько месяцев, хотя между ними не находилось никаких объектов. Довид, в любом случае, в последние месяцы часто спал в доме Рава, чтобы, в случае чего, помочь старику ночью. Они не говорили об этом.
Эсти часто не могла заснуть. Обычно она лежала без сна, наблюдая за световыми узорами, которые появлялись на потолке спальни от изредка проезжающих мимо машин. В эту ночь она не могла спать. Она думала о Ронит, которая спала прямо за стеной от нее. Она думала, снова и снова, о том, как она выглядела, насколько лучше сейчас, чем в ее памяти, какая она была созревшая, в то время как сама Эсти сжалась. Она поняла, что тяжело дышит. Она не знала, хочет она заплакать, засмеяться или сделать что-то еще, что-то совершенно неожиданное. Она думала о Ронит в соседней комнате. Она осознавала, что желает нечто, чего не должна желать.
Она медленно села на кровати и опустила ноги на пол. Она прошла в другую часть комнаты и мягко произнесла имя Довида. И потом она приподняла одеяла, забралась к нему и возжелала его, а он возжелал ее в ответ.
* * *
В общем, идя спать, я чувствовала заслуженное спокойствие. От меня— никаких резких движений, абсолютно. Никаких приступов паники, неловких пауз, выкриков: «Эсти! Ты замужем! За мужчиной!» Не хочу сказать, что я была шокирована. Мы с Эсти расстались не лучшим образом, но когда-то у нас все было по-другому, нежнее. Она тогда была другой, не такой странной. Глядя на нее этим вечером, было почти невозможно мимолетно представить девушку, которой она когда-то была, в этой худой, неуклюжей женщине, которой она стала. Только раз или два, когда она сидела, слушая мой разговор с Довидом, я неожиданно видела в ней ту девушку, которую я знала. Это было странно. По большей части она казалась еще одной усталой, выдохшейся домохозяйкой Хендона, и неожиданно, не в ее движениях, а в ее неподвижности я видела ту Эсти, которую помнила. Наблюдая за ее спокойствием, я обнаружила, что четко помню, как она смотрела меня, когда я склонялась над ней, как ее взгляд был намного выразительнее, чем все мои слова. Как будто я могла снова почувствовать ее сладость и все, что между нами было.
