Ей казалось, она очутилась дома слишком быстро. Она медленно подошла к нему, наступая на каждую трещинку на тротуаре. Пятка, носок, пятка, носок. Она смотрела на свою обувь: кожаные коричневые туфли со шнуровкой. Один носок был потерт. Надо бы его начистить. А тротуар; такой захватывающий. Когда она в последний раз замечала, что в трещинах на нем растут ярко-зеленые трава и мох? Она когда-нибудь обращала внимание, что некоторые камни отличались по цвету от других: были песочно-коричневыми, а не серыми? Она стояла перед своим домом, глядя на него с подозрением. Что-то поменялось? Неужели он немного сместился с того момента, как она ушла в школу утром? Наверняка он за это время принял другую форму, различимую не измерениями, а только самым проницательным взглядом. Ей непременно стоит обойти квартал по кругу и вернуться к дому снова, застав его врасплох.
Она начала идти. И остановилась. Обернулась. За ней не следят? Один из соседей или кто-то внутри ее собственного дома? Она вернулась на несколько шагов назад и снова остановилась. Ей неожиданно захотелось обежать вокруг дома и показалось, что эта необходимость поглотит ее. Она потерла глаза костяшками пальцев, пока не увидела красно-зеленые узоры.
— Я устала от тебя, — сказала она самой себе, открыла ворота и направилась ко входной двери.
Ой, она совсем забыла. До тех пор, пока она не увидела возле входа нагромождение из спортивных сумок, пальто, тканевого мешка и трех чемоданов, она забыла, что вместе с Ронит прилагались предметы, тысячи вещей, каждая со своей отдельной важностью в ее жизни. Что про каждую вещь у Ронит будет история, и насчет каждой вещи у нее будет мнение, громкое и яркое. Эсти стояла, улыбаясь, в коридоре, впитывая в себя все, что было в пределах поля ее зрения и касалось Ронит. Она посмотрела на журналы, книги, карандаши, торчащие из сумок, и попыталась исследовать каждый по отдельности. Ей думалось, что важно запомнить каждую мелочь.
Из гостиной послышался звук движения. Звук опустившегося стеклянного стакана, тихий смех. Звук стульев, отодвигающихся от стола. Это слишком быстро, она не готова. Есть время убежать? Нет. Дверь гостиной открылась.
И там была Ронит. Она была такой, какой ее помнила Эсти, и не только. С одного взгляда было понятно, что она больше здесь не жила; она была как неожиданно найденный экзотический цветок, пытающийся пробиться через тротуар. Она была жизнерадостно величественна, одетая, как женщина из журнала или с плаката: большая грудь, затянутая под пуговицы красной рубашки, изгибы ее тела, подчеркнутые длинной черной юбкой. Эсти смотрела, поглощая это зрелище, сначала засматриваясь на один элемент, потом на другой. Да, это Ронит. Черные глаза, черное каре, темная кожа, полоска красной помады и неодобрительная улыбка.
