— Вот чем стращает! Да пускай весь свет смеется — я его люблю…
— А как отец больше не пустит тебя на свадьбы ходить, где тогда с ним увидишься? Видишь, утром сам старик коров выгонит, вечером сам двери замыкает.
— Ничего! Души не замкнет, счастья не отнимет! — А слезы одна за другою тонут в сорочке.
Вот незадолго опять нас на свадьбу просят. Может, отец и не пустил бы, так нельзя — родня. Идем туда все вместе, да словно тесны нам улицы стали, идем один за одним, втихомолку. Приходим. Глядь-глядь по хате, по светлице, по всем уголкам — нет Чайченка.
— Еще рано, еще придет, — говорит Катря.
Ждем-пождем — нет! Уж поздно вошла старая Чайчиха. Катря только ее завидела, уж очутилась подле матери: знает, что Чайчиха ее не минет. Но Чайчиха не разглядела, что ли, и села поодаль одна. Наша мать сама к ней пробралась, поздоровались, да и сидят молча.
Примечаю, они обе будто хотят друг другу о чем-то рассказать, да не решаются, не сберутся с мыслями.
Смотрю, Катря горит вся от нетерпения. Наша мать глядит на Чайчиху жалостно как-то, а Чайчиха вглядывается в свой рукав, не подымает глаз.
— Какие теперь сукна, — говорит, — ткут, не крепкие, не то, что прежде!
— Тетушка! Отчего Яков не пришел на свадьбу?
Не дождалась Катря, что мать о том спросит; не постыдилась и его матери. У самой из глаз так искры и сыплются… Глядит смело, стоит так прямо…
— Катря! — говорит ей потихоньку мать, испугавшись. — В своем ли ты уме? Кстати ли тебе спрашивать?
Катря не слышит.
— Отчего он не пришел? Отчего его нету?
— Не знаю, не знаю, душа моя! Он сказал мне, что будет, а вот и нету… Верно, какая помеха… Я его спрошу… Я тебе скажу тогда…
Заметно, Чайчиха не придумает, чем ей отговориться… Там кому-то сказала, что Яков ждет человека, пойдут глядеть волов, которые случайно продаются; потому, верно, он и не пришел. Недолго и сидела — поторопилась домой. Не видно и не слышно Чайченка, как вода унесла! Мы были еще на двух свадьбах, не был он и там. Мать его приходила: то говорила, что он нездоров, то — дома его нету. Сама старушка такая печальная, как тень, мается. Села в уголке с Катрею, говорит ей, чуть не плачет: «Не печалься, дитя мое, не горюй! Перейдет лихой час, все недоброе, даст бог, тучей перенесется. То-то я бы счастлива была, как бы ты, солнышко мое, осветила мою хату сумрачную. Я вижу, ты любишь его; за то тебя люблю, как родную доченьку».
Однажды старик вошел в хату веселый.
— Не будет ли снегу, — говорит, — такие белые тучи все небо застилают.
