— Иди, сестра, голубушка! — говорит Катря… — Я вот только два словечка ему скажу, — я тебя догоню, — а сама меня выводит на дорожку. Я пошла.
Коротки два словечка: я с добрый час ждала ее, вышедши из лесу! Да уж спасибо, что и так пришла; я думала, до ночи ждать буду. Пришла, торопит меня: «Пойдем!»
Прибежали к колодцу, она умыла свои заплаканные глазки, зачерпнули воды да скорей домой. А тут отец навстречу.
— Что это далеко так отошел колодец? — спрашивает.
— Да мы еще и погуляли немного, — отвечаю ему.
Он поглядел мне в глаза и глянул на дочь… а у нее слезы ручьями струятся.
— Отец мой родной! — промолвила она. А он как будто не видит и не слышит ничего — поворотился и ушел.
Время идет да идет смутно, — мы ждем лучшего; я умаливаю Катрю: переменится все, увидишь. Отец ни слова про Чайченка.
А Филипиха такую бурю подняла перед матерью, когда узнала отцово решенье.
— Как? — говорит. — Как? Ты не родная разве мать своему детищу? Не ты ли страдала, не ты ли взрастила ее? Тебе не вольно отдать дитя свое за того, кто ей мил? Пусть бы у меня попробовал этот зверь отнять счастье рожденья моего!
Даже поссорилась с нашею матерью и долго к нам не ходила.
А в селе свадьба за свадьбой; приходят и нас просят.
Где же тут веселье на ум пойдет! Мы с нею, как говорят, в лес смотрим.
В эту осень и отец как-то от свадеб не отказывался — на каждой бывал.
Заметно — Чайченко стал больше к Катре льнуть. То, бывало, она его высматривает со всех сторон, а то уж он ее сам ищет глазами между девушками; а как видит тут отца, то еще пуще ухаживает за нею, точно наперекор старому…
«Голубь мой! — думаю. — Этого тебе не одолеть: напрасный труд!»
Отец ничего себе, только глядит, — не на Чайченка, а через его голову…
А Чайчиха и наша мать сидят, точно те голубки сизые, когда их гнездышко разоряют.
На одной свадьбе отважен был Чайченко, уж чересчур отважен был: не отходит от Катри ни шагу. Мать сильно потревожилась, забыла и молодых приветствовать.
Отец прежде всех гостей собрался домой и нам велел идти. А тут самое веселье, танцы.
Пошли мы домой. Идет Катря, потихоньку плачет.
— Не плачь, серденько! Хуже, как заметит! — уговариваю шепотом.
— Пускай заметит! Я ничего не боюсь! Я счастлива, до смерти счастлива! Он меня любит, и я его люблю и буду любить всю жизнь мою! Пусть знает, что горюю, а все же я счастлива! Пускай хоть тешится, хоть гневается, мне все равно…
— Катря, лучше будет, если отца не гневить. Лучше, если б он бережно с отцом обходился. А то что за счастье, если отец не умилостивится? Посмотри, какая мать печальная, мучится за тебя. Не льни ты так к нему — и девушки будут над тобою смеяться.
