Калеб | страница 9
Я молча пью чай. Ничего не меняется в моём состоянии от его речей. Но теперь, узнав про гипноз, я решаю, что это не должно мне нравиться и что это нужно исправить.
— Но я всё-таки буду пытаться, — с мрачной решительностью продолжает старик, — если же у меня не получится, то кроме вас мне некому оставить все свои наработки. Если что-то случится со мной, вы найдёте в моём доме всё, что нужно для продолжения работы: все необходимые книги, материалы и ингредиенты.
В его голосе слышится обречённость, подслащённая оборванными клочками надежды.
Мы больше ни о чём не говорим, всё и так ясно. Я допиваю чай и, попрощавшись, иду домой. Это — второй раз, когда я с ним общаюсь и последний — когда вижу его живым.
3. Гомункул
ПРОСЫПАЙСЯ! МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ!
Голос звучит звонко и отчётливо в моей голове: не снаружи, а именно внутри, как будто там пустая комната, и гулкое эхо отражается от стен, а точнее — от костяного свода моего черепа.
Странное, непривычное и не очень приятное ощущение.
ПРОСЫПАЙСЯ! — уже более повелительно, с капризными нотками.
Моё сознание пробуждается, и вдруг на меня обрушивается забытая гамма разнообразных эмоций и чувств, как будто спала пелена, блокировавшая их всё это время — я снова живой, у меня есть желания! И… боль в груди — пульсирующая, чёрная дыра одиночества — только не это, нет!
ТЫ САМ ЭТОГО ХОТЕЛ — словно колотушка по шаманскому бубну, звучат в голове слова. Голос юный, бодрый, энергичный.
Я открываю глаза и, наконец, вижу ЕГО. Именно в этот момент я понимаю, как же сильно на самом деле я желал его увидеть — всё это время гонялся бы за ним по углам, ставил бы ловушки, любопытство не давало бы мне спать — если бы не эта пелена, гомункул не скрылся бы от меня. Но я больше не сумасшедший, накачанный, словно таблетками, дурманом, которым он отравлял меня, нет, я вновь такой, каким был всегда — живой, страстный, увлекающийся, и только теперь благодаря этой временной полукоме я понимаю, насколько дорога мне моя реальность — все мои ощущения, и даже эта боль — ведь всё это то, что делает меня собой, это и есть смысл и любовь, ради которой стоит продолжать жить — даже если она безответна, даже если ранит, всё равно, это лучше, чем быть бесчувственным роботом, каким ОН сделал меня.
— Но зачем? — спрашиваю я и смотрю на него.
Он маленький, не больше кота. Стоит перед моим лицом на подушке совершенно голый, сложив руки, смотрит на меня с вызовом. Волосы у него длинные, кожа бледная, с землистым оттенком. Глаза карие — яркие, внимательные. Пожалуй, он похож на своего создателя, но совсем юный, по человеческим меркам ему можно дать лет пятнадцать.