Калеб | страница 5



«Ты не веришь мне, — вздыхает она, — думаешь, что я сумасшедшая… вот, сейчас слышишь?»

Наташа тревожно вздрагивает.

Мне кажется, будто ветер гуляет, свистит и воет на чердаке, но ей мерещится шуршание крыльев, звуки кудахтанья и нечеловеческих воплей, а ещё будто ближе к утру кукарекает петух.

«Может, это часы у соседа, — говорю я, — у меня сосед — дедуля, ну знаешь, такие старые часы, кукарекают каждый час, у моей бабушки были в деревне».

«Нет, это не часы, — уверяет Наташа, — даже если и так, то кто же кричит и крыльями бьёт?»

«Да это не крылья, это ветер на чердаке, — возражаю я, — там, должно быть, щели и бродячие кошки, они забрались туда и воют, а может, ещё и голуби, мы почти под крышей, ну что ты боишься.»

«Мне снится всякая гадость», — брезгливо подёргивает она плечами, продолжая отстраняться.

«Ну, а что тебе снится?»

«Чёрные петухи, — почти шепчет Наташа пересохшими губами, — они как будто… совокупляются, фу! А потом огонь и змеиные хвосты… их много, и много птиц, они бьют крыльями, пытаются выбраться из клетки, а эта клетка — дом, они хотят не летать, а зарыться в землю, но не могут, потому что они высоко, и вокруг — кирпичи. Они боятся огня, потому что огонь их погубит… это ужасно!»

Наташа рыдает, обняв колени, такая хрупкая, далёкая и холодная, меня не впечатляют её речи, я не верю в эти сказки, но однажды она уйдет — так же просто и легко, как отстранялась ночью, скажет в дверях:

«Прости, Антон, я не могу здесь больше».

И я приму это на свой счёт, и буду думать, что же я сделал нет так, а если… она была права, и тут действительно что-то есть? Что-то, что я не хотел замечать?

Теперь проще. Дверь открыта, и снаружи кашель, можно просто выйти и посмотреть. Двигаться уже легче. Тело, вроде, подчиняется, и пульсирующая боль, хоть и не проходит совсем, но становится будто привычной — я перестаю замечать её.

Выхожу не площадку, останавливаюсь задумчиво перед дверью соседа — она приоткрыта так же, как и моя, только замок в порядке. Да и неудивительно — он никогда не запирал дверь. Никто бы к нему не полез — что искать у старого безумного деда? Но всё же и открытой настежь он её никогда не оставлял.

«Войти или не войти?» — думаю я, стоя в коридоре.

А в конце концов, кто его знает, вдруг ему плохо? Да и кто расковырял замок в моей собственной двери?

Я решаюсь и делаю шаг. Вхожу и… застываю в полном удивлении. Ожидая увидеть загаженный клоповник, провонявший старческими миазмами, я вижу чистую и опрятную богато обставленную квартиру. Да, мебель не первой новизны, но явно дорогая, светлая, с классическими завитушками и золочёными ручками. Паркет, воздушные ковры с цветочными узорами, большие хрустальные люстры, чайник и чашки на столе из тонкого хрусталя. Квартира помирающего деда, которому доставщики приносят посылки навоза, вдруг оказывается дворцом. Никаких растений. А посреди залы, в которую я вхожу, как зачарованный — лестница с блестящими белыми перилами.