— Вначале вы получали бы тысяч сорок пять в месяц… Во всяком случае, на книги бы хватило! А потом сдали бы кое-какие экзамены и могли бы стать преподавателем коллежа, даже профессором литературы… классической литературы, если угодно… В таких людях всегда есть нужда.
Госпожа Кош с восхищением смотрела на мужа. Только она знала о его плане. Тастэ, должно быть что-то почуяв, попытался переменить разговор.
— Послушайте, Кош, — сказал он, — я хотел потолковать с вами насчет этого комитета по подготовке фестиваля.
Он предпочел бы говорить об этом не при Гонэ. Ведь он затем и пришел, чтобы обсудить с Кошем, какое место в комитете должны занять антиклерикалы, пока клерикалы еще не успели организоваться. Когда архивариус поймет, что разговор его не касается, быть может, у него хватит ума уйти.
— Я в курсе дела, — сказал Кош. — Фоссад рассказал мне все по телефону. Давайте потолкуем; господин Гонэ ведь тоже входит в этот пресловутый комитет. Начнем заседание!
Предатель! Какую игру он ведет? Тастэ всегда подозревал, что он не очень последовательный антиклерикал. Но что тут поделаешь? И он подавил в себе ярость.
— Я видел Анри Лассега на приеме, который устраивали ветераны войны. Он согласен возглавить комитет. Это уже немало, но мы должны быть очень осторожны.
Он подчеркнул слово «мы». Кош сделал вид, что не понял его.
— Ну, конечно, мы должны быть осторожны! Если мы пускаемся в такое плавание, надо все продумать. Предприятие должно быть успешным. Мне нравится идея народного театра, но трудно будет найти пьесу для открытия. Ведь по этой пьесе будут судить о нас. Нужна превосходная пьеса, неуязвимая со всех точек зрения. А попробуй найди такую.
— Я подумывал о «Тартюфе», — сказал Тастэ.
— Ну что вы! — воскликнула госпожа Кош. — За последние пять лет его по крайней мере трижды играли в Сарразаке — два раза труппа «Четверг» и один раз университетская труппа. Поищите что-нибудь другое. Уверена, что у господина Гонэ есть на этот счет идея.
Теодор рассеянно смотрел на стоявший перед ним пятый бокал баньюля, пока вопрос не дошел до его сознания. И ответ родился внезапно — потрясающе ясный.
— Да, — сказал он твердо, — у меня есть идея: «Лизистрата» Аристофана.
Она сказала: «Я сильнее, чем ты думаешь».
На вокзале в Сарразаке не было ни души. Матриса, следующая в Бордо, появится не раньше чем через двадцать минут. Так всегда бывало, когда он садился в поезд в Сарразаке. Ноги его сами собой продолжали шагать, как тридцать или тридцать пять лет назад, когда он, хныкая, цепляясь за юбки матушки Лассег, тащился по бесконечному перрону.
