Они вошли в большой зал, посредине которого стоял длинный стол, окруженный высокими неудобными стульями с прямой спинкой, на которой был изображен все тот же герб. Дядя Бертрана занял место во главе стола, величавым жестом указал племяннику на стул подле себя.
Едва Бертран сел, как в зале появились слуги, несущие блюда.
Подали тонко нарезанные пармезанский сыр и вестфальскую ветчину, неведомых Бертрану птиц, начиненных фисташками, но особенно превосходным было вино — красное и густое, оно вкусом походило на кисловатый мед, отличающийся нежным цветочным ароматом.
— Дядя… Луи, — с некоторой запинкой сказал Бертран.
Король величественным жестом остановил его. Он благосклонно улыбнулся, и Бертран понял, что обращение его королю если и не понравилось, то ничем не восстановило высокого родственника.
Отпив из высокого золотого кубка, король начал свои речи.
Бертран, находясь на положении облагодетельствованного родственника, внимательно слушал дядю, пытаясь найти в его словах тайный смысл, помогающий понять происходящее вокруг. Но чем больше он слушал речи короля, тем загадочней становился окружающий его мир. Теперь уже Бертрану казалось, что он сам сошел с ума, а если и не сошел, то медленно и неотвратимо погружается в болото безумия, сокрытое ковром затейливых слов, искажающих смысл бытия и делающий тайную ловушку смертельно и неотвратимо опасной.
КОРОЛЬ И ИНФАНТ,
19 июня 1953 года
Король был высок, плечист и широк в костях.
Грубые черты лица удачно дополнялись длинным бугристым шрамом на правой щеке — они придавали королю особую мужественность, которая всегда выделяет настоящего мужчину из толпы рафинированных и ни на что не годных интеллигентов. Глубокие морщины, разрезающие лицо, говорили о возрасте и мудрости. Теперь, когда король освободился от короны и роскошного белокурого парика, стало видно, что он начал лысеть. Волосы, завитые умелым куафером, затейливо прикрывали лысину на затылке, однако мощные залысины по краям могучего королевского лба говорили о том, что вся эта маскировка довольно кратковременна, а седина на редких коротких волосах была похожа на белый флаг, который капитулирующая сторона выбрасывает в преддверии своего неизбежного поражения.
Глаза короля были внимательными и прощупывающими, на могучем лбу иногда появлялись изогнутые морщины, которым вторила правая бровь. Король словно бы недоумевал, что в его семье может родиться такое существо, как Бертран Гюльзенхирн.
