— Мама, это из-за меня солнышко ушло! Вернуть его надо!..
И он веселился — безудержно, отчаянно, гомерически.
На минутку вдруг солнце прорвалось, и снова прореху в облаках затянуло.
После обеда Галка посылала Саню спать, но тот упорно сопротивлялся:
— Мамочка, ну некогда мне! Тучи надо разгонять!..
К вечеру небо очистилось, и солнце торжественно вкатывалось в дома, как новенькая монета — в копилку…
Санька долго думал — что-то его озаботило. Потом спросил:
— Почему все в сказках такие злые?
— Кто все? — озадачился я.
Решил, что он имеет в виду Змея Горыныча, Бабу Ягу и иже с ними. Но Санька пояснил.
— Иван-царевич и другие богатыри!..
— Разве они злые? — спросил я.
— Конечно! — подтвердил Саня. — Головы рубят направо-налево, дерутся все время, обманывают…
Я ничего не смог ему возразить, сказал только, что раньше жить было трудно и поэтому все враждовали. Потом перечитал несколько сказок под Санькиным углом зрения и обнаружил, что он прав. Чего-чего, а крови в сказках более чем достаточно. Мы читаем, не понимая современного содержания сказочных поступков. Привыкли думать, что сказки учат доброте.
А вдруг наоборот? Вдруг они насилию учат, жестокости?.. Я, конечно, объяснил сыну, что, живя среди зла, герои сказок должны со злом бороться насмерть. Или ты убьешь зло, или оно тебя убьет.
Тут же добавил, что сегодня зло тоже существует и оно многолико. Боится света, боится правды, старается прятаться, маскироваться…
Но чему же учат сказки? Неужели недобрые они?..
Поговорили о зле, помянули — и накликали. Настигло оно нас. Потянулась полоса болезней. То Санька сопливится, то Алеша. То у Саньки живот расстроится, то у Алеши…
Мы с Галкой воспринимаем любую детскую хворь как обиду, несправедливость, незаслуженный удар судьбы. С ног сбиваемся, выпаривая-вытравливая-изгоняя «бесов».
Саньку его хвори делают мнительным. Он боится войти в комнату, если там форточка открыта. Он расспрашивает, какие болезни бывают и что при какой болезни не в порядке. Он, как только вспотеет, сам торопится переодеваться — без всяких напоминаний с нашей стороны. В общем, превращается в образцово-показательного пациента…
Мне это не нравится, ибо в нем укореняется не только мнительность, но и трусость. Он легко плачет. Чуть слово не по нему — и вот уже губы надуты, сердитые глаза и слезы катятся.
Досадую, что он так медленно взрослеет. Пробую вести с ним «умные» речи — объясняю по-серьезному то-се из биологии. Он выслушивает молча, вселяя надежду на понимание. А потом спрашивает что-нибудь примитивное («Папа, почему Алеша машинку сломал?..»), и я вижу, что ничего в нем не остается от моих слов. Вздыхаю и жду…
