Придворное общество | страница 77
Больше всего бросается в глаза педантичная тщательность организации. Но, как видим, речь шла не о рациональной организации в современном смысле — как бы тщательно ни было определено заранее каждое «посещение». Здесь наглядно представлена такая форма организации, в которой каждый акт получал престижный характер, связанный с ним как с символом того или иного распределения власти. Что в рамках современной общественной структуры большей частью — хотя, возможно, и не всегда — имеет характер вторичных функций, здесь чаще всего имело характер функций первичных. Король использовал свои самые интимные отправления, чтобы установить различия по рангу, оказать знаки милости или явить свидетельства своего недовольства. Тем самым уже намечается вывод: этикету в рамках этого общества и этой формы правления принадлежала очень значимая символическая функция. Нужно проследить шаг за шагом круг придворной жизни несколько далее, чтобы выявить эту функцию и то различие, которое было свойственно этикету как функции короля и одновременно — как функции знати.
Отношение между хозяином и прислугой, которое мы выяснили выше в связи с иерархией жилища, выступает здесь еще в большей степени. Здесь, где мы наблюдаем иерархию по отношению к главному потестарному фактору этого общества — королю, — довольно отчетливо обрисовываются, по крайней мере, в общих чертах, те общественные условия, которые воспитывали и делали необходимым такое отношение. То, что король снимал свою ночную рубашку и надевал дневную, было, без сомнения, функционально необходимо; но в общественном контексте это событие, как мы видели, тут же наполнялось другим смыслом. Король превращал его в привилегию для участвовавших в этом действии знатных особ, отличавшую их от других. Старший спальник имел преимущественное право помогать при этом. Было в точности установлено, что это преимущество он мог уступить только принцу, и никому больше[82], и так же точно обстояло дело с дозволением или правом участвовать в одном из посещений. Это участие и это право не имели никакой полезной цели того рода, о котором мы обычно спрашиваем. Но каждый акт в ходе этой церемонии имел точно определенную по рангу ценность, которая сообщалась участвовавшему в нем лицу, и ценность такого акта — надевания рубашки, первого, второго или третьего посещения и т. п. — в известной мере приобретала самостоятельное значение. Она — подобно тому, как мы отметили это выше о дворе дворца или украшении дома знатного дворянина, — становилась