Маленькие и злые | страница 88



Волосы на затылке тронул ледяной смрад.

Ястремский обернулся.

В дверях кособокой колодой стоял Стрешнев, глядя поверх ружейного ствола, а в глазах плясали красным дьявольские огоньки — отражения тлеющего фитиля.

— Поспешил, ты, господин гарнизонный начальник, — сказал Стрешнев. — Ох, поспешил… Как же можно, до венца-то?

Угадав выстрел, Алексашка кувыркнулся через постель.

Грохнуло, плюнуло искрами и дымом. Пуля тяжело ударила в бревна, а Ястремский уже выносил туловом раму окна, вываливаясь на галереи и далее, вниз. Вдарился оземь, как куль с говном, в коленках хрустнуло, подломились руки в локтях, в кровь расшиб лицо. Зато не где-нибудь — между лабазом и конюшней, там, где начал. Ночная сырость мигом напитала чулки водой, булькало в грудях мокротой, и кашель рвал сбитое дыхание, пальцы скребли дернину, а меж лопаток чесалось так, словно вот-вот войдет туда мятый свинцовый окатыш.

Нешто, и на тын поручик взлетел молодецки, словно падение вышибло не только дух, но и прожитые годы: ни службы, ни ран, ни перца с солью в волосах, а токмо охальные проказы да кража яблок в господском саду. Кинулся на призывное ржание, сорвал поводья вместе с ветками, тело привычно прянуло в седло. Наддал Ястремский, ловя стремена на ходу и припадая к холке, чтобы не смело случайной веткой, понесся по невидимой тропинке.

Скачет ночь перед глазами, сечет лунным светом, хлещет по щекам ветками. Заборы выпрыгивают из темноты, как разбойники с кистенями, комья грязи из-под копыт летят по сторонам шрапнелью. Давно сорвало шарф, камзол иссечен, словно в баталии, парик остался трофеем в еловых лапах на окраине работной слободы, и только песий лай гонится за Алексашкой неотступно.

Ах, если бы так…

Мечутся по сторонам тени, тянутся длинными стрелами — сбить с седла. Стон и скрип со всех сторон, темень, лунный свет пятнает торный путь в прорехи, а в спину дышит холодом, словно еще целится Стрешнев промеж лопаток. Всхрапнул жеребец, сбился с шага, косит на наездника блестящим глазом, и трензель рвет мягкие губы. Алексашка оглянулся.

Выпучились очи. Требуху скрутило в узел.

В зеленоватом лунном свете, в росчерках теней мечется по ветвям, словно нетопырь; цепляется длинными корявыми пальцами; мелькает белизной рубашки с расшитым воротом; встряхивает тонкими косицами; кривит алый рот с острыми зубами…

— Куда же ты, господин поручик?.. — несется Ястремскому вслед за яростным хохотом. — Обещался, а как к делу ближе — в кусты…