— Да, — Мейсон кивнул и они вместе поднялись по ступеням к порталу.
В храме царила тишина, хотя людей было немало. Тускло горели свечи, сквозь высокие стекла пробивались солнечные лучи, окрашенные в разные цвета.
Мейсон поднял голову и взглянул на витражи. Это из‑за них все казалось таким призрачным и мерцающим.
Марта медленно двинулась по проходу к центральному алтарю. Она даже не оглядываясь, чувствовала, что Мейсон идет следом. У алтаря она опустилась на колени, зажгла свечу. Мейсон стоял рядом с ней и смотрел на мерцающие язычки пламени.
Над ними, озаренное светом свечей, возвышалось скульптурное распятие. Отсюда, снизу, и Мейсону, и Марте казалось, что Христос взмывает над ними, возносится…
— Он слышал меня, — прошептала Марта, молитвенно сложив руки, — я знаю это.
— Я понимаю вас, — прошептал Мейсон, — всегда чувствуешь, слышат тебя или нет, даже если ты говоришь в пустоту.
Марта вздрогнула.
— Бог — это не пустота, мистер Кэпвелл.
— Я знаю это, я сам разговаривал во время катастрофы.
— Вы говорили с Ним?
— Нет, я говорил с Мэри.
— Но для вас, наверное, это было одно и то же.
— Да, но вы же, миссис Синклер, пришли сюда поговорить с Богом, — улыбнулся Мейсон.
— Нет, я пришла поговорить. Вы верите в Бога? — спросила Марта.
— Многие люди предпочитают верить в Бога, чем ни во что не верить, — уклончиво ответил Мейсон.
И Марта не стала расспрашивать его дальше. Она смотрела в лицо распятого Христа и по ее щекам катились слезы. Она молитвенно сложила руки и беззвучно шептала молитву.
Мейсон медленно осматривался и только теперь понял, почему Марта Синклер избегает смотреть куда‑либо еще кроме как на распятие.
Невдалеке, освещенная светом, падающим от витража, сияла фреска. На ней была изображена Дева Мария с ребенком на руках.
— Мы верим в Бога только из‑за того, негромко говорил Мейсон, но все равно его тихий голос казался гулким и чересчур громким в этом огромном соборе, — что надеемся встретиться с дорогими нам людьми за чертой смерти, на другой стороне реки.
Марта, скосив взгляд, смотрела на Мейсона. Она перестала молиться, завороженная звучанием его голоса, она не могла понять, как может так спокойно рассуждать человек, совсем недавно стоявший на краю гибели. Ей показалось, что лицо Мейсона очень похоже на лицо Христа.
Она переводила взгляд с мужчины на скульптуру и обратно.
Такой же измученный грустный взгляд, такие же горестные складки у рта, такие же длинные волосы.
— Все дело в том, — продолжал Мейсон, — что никто не может быть достаточно хорош, чтобы жить вечно. Я имею в виду, конечно, людей. И мы должны знать, что умрем, что все должны умереть.
