— Но это действительно слишком просто, — разочарованно пробормотал Мейсон.
Он аккуратно спрятал ключ в потайное отделение бумажника, тщательно закрыл его. А бармен, увидев, что мужчина держит в руках бумажник, подошел, чтобы спросить, не хочет ли тот чего‑нибудь выпить.
Мейсон улыбнулся, положил на стойку чаевые и вышел из бара.
Мейсон стоял на людной улице, мимо него проносились машины, слышались голоса, и мужчина с трудом понимал, как он здесь оказался, что привело его в этот квартал.
К нему подошел полицейский и тронул его за плечо. Мейсон повернулся к нему и, вскинув руку в приветствии, сказал:
— Все в порядке, офицер, все в порядке.
— Мне показалось, у вас какие‑то проблемы, — ответил тот.
— Нет, у меня нет никаких проблем.
— Вы счастливый человек, — заметил офицер, — развернулся и зашагал к автомобилю.
Все плачут, а у Мейсона нет слез. Толпа журналистов у калитки. Маленькие цветные капли на гладкой поверхности шоссе. Можно ли испытать судьбу второй раз. Альбом на память.
Мария Робертсон ничуть не удивилась, когда на пороге ее дома появился Мейсон.
— Я знала, что ты вернешься, я это предчувствовала.
— Я тоже знал, что вернусь к тебе и, может, надолго.
— Входи, — женщина пропустила Мейсона в дом. И только тут он увидел, как подрагивают ее губы. Мария бросилась к нему на грудь, обняла, прижалась к нему и зашептала.
— Мейсон, я все видела, я все знаю, я в курсе всех событий, ведь по телевизору так часто показывают в последние дни всю эту ужасную авиакатастрофу…
— О чем ты, Мария? — немного отстраняясь и пытаясь взглянуть в глаза женщины, прошептал Мейсон.
— Я знаю, о чем говорю. Я видела документальные кадры, там показывали тебя. Ты брел среди горящих обломков совершенно один, ни на кого не обращая внимания, а у тебя на руках был маленький ребенок, он плакал и размахивал ручками.
— Ребенок? У меня на руках? — Мейсон как бы сам не верил тому, что рассказывала Мария.
— Да–да, ребенок, а вокруг бегали люди, санитары, все кричали, экран время от времени заполнялся ужасным дымом, а потом показали этот страшный взрыв, когда пламя охватило весь самолет. Там было столько трупов, это что‑то ужасное! Мне показалось, что я вижу конец света. Мейсон, и ты был там, я тебя видела.
— Вполне возможно, — просто сказал Мейсон и погладил Марию по шелковистым волосам.
Женщина вздрогнула, и по ее щекам покатились крупные слезы.
— Почему все плачут, когда вспоминают об этой авиакатастрофе, а я не могу выдавить из себя ни одной слезы. Представляешь, Мария, мне хочется плакать, а у меня нет слез. Мне хочется кричать, но голос сразу же пропадает. Это было что‑то ужасное и мне хочется обо всем забыть, отречься от всего, что со мной случилось.
