«Неужели все это было со мной? Неужели я все это пережил и остался невредим?» — уже в который раз подумал Мейсон и сам не понимая зачем, нажал на сигнал автомобиля.
Ему казалось, что он не слышит никаких звуков, потому что у него в ушах звучали голоса полицейских, пожарных, санитаров, плач и мольба, проклятья. Все это было более отчетливым и ясным, чем та безмятежно спокойная природа и та жизнь, которая сейчас была вокруг.
— Надо покончить с этим наваждением! — сам себе приказал Мейсон и тряхнул головой.
Волосы рассыпались ПО лицу, он сгреб их и откинул вверх.
— Надо ехать.
Он захлопнул дверцу автомобиля, несколько мгновений раздумывал, потом повернул ключ зажигания и завел двигатель. Автомобиль взревел, сорвался с обочины и вновь помчался прямо по белой разделительной полосе.
«Эта нить спасения меня куда‑нибудь выведет», — подумал Мейсон, все сильнее и сильнее вжимая педаль газа в пол.
Его правая рука непроизвольно потянулась к приемнику. Он нажал клавишу и покрутил ручку настройки. Реклама, спектакль, музыка.
«Очень хорошая песня, — почему‑то подумал Мейсон, слушая нехитрую песенку о любви. — Но песни слушать мне не хочется, они нагоняют тоску», — и он повернул ручку.
«Передаем последние новости, — бесстрастно, каким‑то бесцветным голосом говорила женщина. — Более полутора часов тому назад потерпел катастрофу «боинг», летевший в Нью–Йорк. Погибло более восьмидесяти человек. Столько же доставлено в больницу. Жизни семнадцати человек угрожает смерть. Врачи делают все возможное. В «боинге» летело триста двадцать человек. Судьба остальных выясняется. Причины катастрофы пока неясны, о них мы сообщим в наших следующих выпусках. Будьте с нами», — весело произнесла диктор в конце и зазвучала бодрая музыка.
— Дьявол! — выкрикнул Мейсон и ударил кулаком но баранке, — столько людей погибло, а она сообщает об этом так спокойно, как будто бы это обычная статистика, сколько автомобилей проехало за определенное время вот по этому перекрестку. Но ведь я все это видел, ведь я там был! Странно, а ведь я мог оказаться в списках мертвых, среди тех, о ком сказали, что они погибли.
И тут до Мейсона по–настоящему дошло, что он жив, цел и невредим. Правая нога вжала педаль газа до отказа, стрелка спидометра резко ушла вправо и замерла: дальше ей двигаться было уже некуда.
Мейсон опустил ветровое стекло, высунул голову и закричал:
— Я жив! Жив! Жив!
Воздух, казалось, готов был разорвать его орущий рот, но Мейсон, глядя на белую разделительную линию, летящую под колесами, продолжал орать:
