И у Мейсона появилась еще одна мысль — мысль не новая.
«Чем выше поднимешься, тем страшнее и стремительнее будет падение» — подумал он и глянул в иллюминатор.
Под ними ровной пеленой проплывали белые облака. Они полностью скрывали землю, а сверху было безоблачное, как глянцевая бумага, небо.
Вдруг глаза Ричарда Гордона открылись. Он испуганно оглянулся, но увидев Мейсона, немного успокоился, хотя его пальцы инстинктивно сжали ребра кейса.
— Что с тобой, Дик?
— Ничего, все нормально, я хочу воды.
Мейсон выглянул и подозвал стюардессу. Та с услужливой улыбкой подошла и замерла.
— Мой приятель хочет воды.
— Сейчас, — кивнула стюардесса и через мгновение уже подавала на маленьком подносе стакан с водой.
Ричард жадно пил большими глотками, и Мейсон опять заволновался.
«Он действительно очень напуган, может быть, он мне чего‑то не договаривает, что‑то скрывает?»
Но Мейсон понимал, что если Ричард захочет, то расскажет сам, а выспрашивать не стоит.
Наконец, Гордон откинулся на сиденье и вновь прикрыл глаза. Его ухоженные пальцы пробегаясь, барабанили по крышке кейса.
— Здесь ужасно жарко, — произнес Дик и посмотрел на Мейсона.
— Да нет, нормально, по–моему, кондиционер работает, все в порядке.
А на экране шел ковбойский фильм. Мчались лошади, скакали с гиканьем и криком индейцы, свистели стрелы. Люди умирали, но их смерть не казалась страшной, она была слишком красивой для того, чтобы испугать.
И Мейсон, немного посмотрев на экран, брезгливо поморщился.
«Странные люди, эти режиссеры, они снимают фильмы о смерти, но видели ли они ее когда‑нибудь по–настоящему? Видели ли они ее когда‑нибудь близко, вот так как я? Наверное, ни один из этих режиссеров никогда не держал на руках труп своей возлюбленной. Если бы такое случилось, то они никогда не снимали бы подобную ерунду. А может быть, так и надо? Может не стоит думать о смерти, пока ты жив? Ведь смерть — это всегда то, что случается только с другим, но никогда не случается с самим собой, а если и случится, то ты уже не можешь об этом думать, ничего не воспринимаешь. Господи, о чем я думаю? К чему эти рассуждения? Наверное, каждый человек бессознательно боится за свою жизнь, хотя, когда летишь на самолете, риск погибнуть не так уж и велик, куда опаснее переходить улицу. Ведь можно даже захлебнуться в ванной, если прихватит сердце».
И Мейсон, сам того не желая, начал прислушиваться к биению собственного сердца, словно бы пытаясь уловить в нем какой‑то сбой. Но сердце работало ровно, и Мейсон удивился.
