— Мейсон, я за тебя в ответе. Я не могу тебе так спокойно позволить убить себя.
— А кто тебе сказал, что я собираюсь кончать жизнь самоубийством? Этот Питер Равински? Я просто хочу избавиться от кошмарных воспоминаний.
— Но не избавляться же от них вместе с жизнью, — возразила ему Мария.
— Мне кажется, — ответил Мейсон, — подобные воспоминания можно выбить еще чем‑то более сильным.
— Более сильное — это смерть, Мейсон. И ты не должен этого забывать. Ты хочешь, чтобы я тебе помогла? — напрямую спросила Мария.
— Конечно, — согласился мужчина с таким предложением.
— Но тогда ты должен впустить меня в свою жизнь, в свою душу. Я должна понять, что там творится.
— Пожалуйста, моя душа не закрыта для тебя, — развел руками Мейсон.
— Но подумай, Мейсон, у всех, не только у меня, такое впечатление, что ты обвиняешь все остальное человечество, что они не были с тобой в пылающем самолете, в том, что они не могли помочь погибающим. Я бы хотела быть с тобой в этом самолете, тогда мы бы говорили на равных, так, как ты говоришь с Мартой Синклер.
— А я бы этого не хотел, — энергично затряс головой Мейсон Кэпвелл, — я не хотел бы, чтобы ты все это видела, чтобы ты пережила даже маленькую часть того, что выпало на мою долю и на долю погибших.
— Но в твоих словах нет никакого смысла. Ты хочешь, чтобы я тебе помогла — и в то же время не пускаешь в свою душу, не даешь разобраться в том, что мучает тебя.
— А я и не хочу, чтобы во мне был какой‑то смысл, — зло бросил Мейсон. — Я говорю тебе правду, а уж как ты ее воспримешь — это твое дело. Если хочешь помочь — помоги.
— Но правда не есть истина, — возразила Мария.
— Я понимаю, — задумался Мейсон, — о чем ты говоришь. Ты намекаешь мне о боге, хочешь сказать, что во всем есть высший смысл, который объединяет мир. Но я выпал из этого мира, Мария. Я уже мертв.
Мейсон пристально взглянул на Марию.
— Или ты хочешь войти в жизнь мертвеца? — Мейсон невесело усмехнулся.
— Глупости все это, — Мария дрожащими руками теребила край скатерти. — Ты сам не понимаешь, что говоришь. Какая смерть, какой мертвец? Ты же жив, Мейсон. Самое страшное в том, что я не могу остановить тебя, если ты решил сам себя уничтожить. Ты не хочешь протянуть мне руку, чтобы я смогла удержать тебя на краю той страшной воронки, о которой ты говорил.
— С собой я справлюсь сам, — ответил Мейсон и прикрыл глаза.
Мария ждала, что он скажет еще что‑нибудь. Но Мейсон упрямо молчал.
— Что ж, Мейсон. Я хочу верить в то, что ты справишься с собой сам. Но извини, я не могу поверить в это до конца. Одно, что я могу тебе пообещать — это свою помощь. Знай, если ты только позовешь, я приду и помогу. Но если ты сам не захочешь этой помощи, то я, — Мария развела руками, — буду бессильна.
