Джина наконец нашла в себе силы прервать этот пространный монолог:
— И долго эта Лили копалась в твоей душе? — лукаво улыбаясь, спросила она. — Судя по всему, светлый участок твоей души был так далеко, что своими силами тебе обнаружить его не удавалось.
Мейсон обратил на нее взгляд апостола:
— Ей пришлось приложить немало усилий, — смиренно ответил он. — Я хорошо помню, как это было. В ту ночь я ночевал в похожей комнате, — он обвел рукой вытертые стены номера Джины и, подойдя к окну, стал задумчиво барабанить пальцами по деревянной раме.
Джина долго не решалась напомнить Мейсону о своем существовании, но, видя, что пауза безнадежно затягивается, осторожно спросила:
— Какую ночь?
Мейсон еще некоторое время задумчиво смотрел на свое отражение в окне, а затем, удовлетворенно улыбнувшись, обернулся к Джине:
— Это была ночь, когда я бросил пить.
Джина невольно поежилась:
— Боже мой, какой ужас. Ты говоришь об этом так, как будто тебе пришлось отрубить себе правую руку.
Он мягко рассмеялся:
— Что ж, если тебя это так интересует, могу сказать, что это был довольно болезненный процесс. Кое в чем ты, Джина, права. Я тогда переночевал в мотеле. Там были точно такие же грязные стены, немытые окна, истертый ковер, — он машинально отмечал то, на что падал его взгляд. — Только в том номере не было даже лампы. Больше всего мне запомнился ковер. Половину ночи я стоял на нем на коленях.
Джина брезгливо поморщилась, взглянув на ковер под своими ногами:
— Позволь полюбопытствовать, а зачем ты это делал? — спросила она. — По–моему, для того, чтобы отказаться от выпивки, совершенно необязательно протирать коленями ковер. Мне кажется, что это можно было сделать гораздо менее эксцентричным способом.
Мейсон едва заметно усмехнулся:
— Я молил Лили о том, чтобы она дала мне выпить.
Джина в ужасе прикрыла рукой рот:
— О Боже, Мейсон, по–моему, для того, чтобы выпить, тебе совершенно необязательно было умолять об этом твою милочку Лили. Ты мог бы просто обратиться к хозяину мотеля, и он за десять долларов предложил бы тебе на выбор десять сортов виски.
Мейсон пропустил это замечание мимо ушей.
— Была ночь, — задумчиво продолжил он, — и мне было очень дурно. Я хотел выпить. Но Лили не дала мне ни капли.
Джина, пряча в уголках губ издевательскую ухмылку, медленно протянула:
— Да, твоя богиня оказалась изрядной садисткой. По–моему, ты совершенно напрасно связался с ней. Мейсон, что‑то я раньше не замечала за тобой тяги к извращенным наслаждениям. Или это опять Лили на тебя так повлияла?
