Я придвинулся ближе, чтобы ему было сидеть удобнее, и почувствовал, как он вжимается мне в бок. Его потряхивало – видно, от боли.
– И что будем делать? – спросил я шепотом.
– Что-нибудь придумаем, – ответил он сквозь зубы. – Посидим немного и в лагерь пойдем.
– В лагерь нам никак нельзя, – решительно сказал я. – Нас там сразу накроют. Не они, так милиция.
– Что? – Ржавый снова застонал. – При чём здесь милиция?
– Ни при чём. – Голос у меня дрожал так, будто мне за шиворот ведро ледышек высыпали. – Сам знаешь.
– Ну… – Ржавый очумело покрутил головой. – Если кто и виноват во всём, так точно не мы. Они первые начали!
– Я не хотел, честно. – Мысль о том, что я убил Фалю, сдавливала мне горло. – Я просто думал, как тебе помочь… А потом…
– Спасибо, – выпалил Ржавый.
Я нервно хихикнул:
– За то, что Фалю угробил?
– Да при чём здесь… – Его глаза блестели в темноте, как бусины. – За меня спасибо!
– А Фаля… – Я крепко сжал зубы, чтобы челюсть так не дрожала. – Он…
– Да живой он! – отмахнулся Ржавый. – Я сам видел.
– Правда? – Мне так захотелось ему поверить, что я весь обмяк от усердия. – Тогда пожалуйста!
И тут же развеселился:
– Видел, как я Штыка долбанул?
– Ну! – восхищенно хохотнул Ржавый. – Тебе бы в корриде участвовать, вместо быка. Сразу знаменитым станешь!
– В Испанию поеду, – размечтался я. – Там тепло.
– И апельсины цветут в марте, – подхватил Ржавый.
Я хотел спросить, откуда ему знать, когда там цветут апельсины, но решил не нарушать перемирие. Ржавый тоже притих. Только дышал с остановками.
– Ты зачем остался? – спросил я вдруг. – Жить надоело?
– А что, надо было сбежать? – Он презрительно фыркнул. – Я не трус.
– Может, и не трус. Но больной – точно. Они бы тебя в два счета прикончили.
Ржавый наклонил голову между коленями и задышал, как Верка тогда, – словно его сейчас вырвет:
– Но не прикончили же!
– А могли бы! И тогда всё – прощай жизнь.
– Ты меня еще поучи! – проскрипел он. – Я за эту жизнь шесть лет дрался. До крови, а то и похуже.
– Так не надо было драться! – упрямо твердил я. – Надо было просто уйти.
– Да? – Он сердито вскинул голову. – Чтобы завтра весь лагерь на меня пальцем показывал? И все говорили, какой я слабак?
– Неужели нельзя по-другому? – продолжал увещевать я, как это обычно делала Фёкла. – Мы же цивилизованные люди!
– Здесь нельзя. – Он отчаянно мотнул головой. – Здесь либо ты, либо тебя. Ты что, еще не понял?
– Понял, – сказал я и сразу поправился: – Но не слишком.
