– Привет, старик! – заворковал рыжий. – Давно не виделись.
Я смотрел во все глаза, как он ластится с котом. Надо же!
– Это что за чудо? – зашептал я в Яшкино ухо. Мы сидели рядом на широкой лавке и, не сговариваясь, раскачивали ее, как качели.
– Это Дед. – Яшка перегнулся через стол и почесал кота за ухом. Тот довольно заурчал и прижался затылком к горлу рыжего. А этот вообще чуть ли не лужей растекся от умиления. Очуметь какая странная парочка!
– А руки вы помыли? – Баба Лида грохнула по столу сковородой. Оттуда шел такой запах, что я и сам чуть сознание не потерял.
– Да-а-а! – соврали мы хором и похватали вилки из мисочки. Мне вместо вилки досталась ложка, но это даже к лучшему – так было удобнее загребать яичницу, которую мы в мгновение ока съели чуть ли не со сковородой.
– Ох мои вы родные!
Я думал, баба Лида возмутится, обнаружив такое свинство, но она только руками всплеснула. Подвинула нам тарелку с салом, и так счастливо: «Сейчас еще блинов принесу!»
Пока она гремела на кухне посудой, я прожевал всё, что напихал за щеки, и снова шепнул Яшке:
– А Ржавый с бабой Лидой… они что – родственники?
Яшка вытаращился на рыжего.
– Н-н-нет. С чего вдруг?
– Ну… – Я даже смутился. – А почему она так? По-доброму?
– А! – Яшка догадливо моргнул. – Так она просто жалеет нас.
Он взял с тарелки кусочек сала, прожевал и жизнерадостно добавил:
– Мы же вроде как сироты!
Сироты. Ну и словечко! Я сразу вспомнил Фёклу и Пусика. Это бульдог Фёклиной подруги – Галюши Немоляевой. Два раза в год, когда Галюша укатывала в санаторий, Пусик перебирался из богемных хором в наши спартанские угодья. Честно говоря, это был не бульдог, а паразит какой-то. Он жрал всё подряд: котлеты, диванную обивку и, что самое странное, – книги. Пусик тайком вытаскивал их из шкафа, сдирал корешки и слизывал клей. А потом, нализавшись, закусывал обложками. Одним словом, маньяк какой-то. Фёкла мне объяснила, что у Пусика редкая болезнь – токсикомания. Считай, наркомания даже.
Однажды Пусик так обожрался, что его всю ночь рвало корешками. Он лежал под столом пузом кверху и жалобно скулил, а мы с Фёклой кормили его мезимом, чтобы этот картон хоть как-то переварился.
– Вот видишь, что с людьми наркотики делают! – сказала Фёкла. И, главное, с таким видом, будто это я во всём виноват. Ну, что Пусик стал человеком и докатился до такой жизни. Но я и сам, если честно, как глянул на него, набитого книгами, сразу дал клятву, что никогда даже мысленно к ним не подступлюсь. В смысле, к наркотикам. А книги я очень любил! И страшно жалел, когда этот токсикоман над ними измывался.
