Вирьяму | страница 38
Он не выдержал и постучал в соломенную дверь жилища старика Ондо. Быть может, невидимая рука, со вчерашнего дня тянувшая нить между ним и альбиносом, проявит себя, наконец, более определенно. Никто не ответил, и он приоткрыл дверь; в нос ударил спертый, резкий запах, какой бывает в овчарнях, — он чуть не задохнулся. При его появлении старик Ондо дунул на фитиль масляной лампы. Затем взял в руки большую черную книгу. Очевидно, Библию. В одном углу хижины стояла лужа, а над ней, сквозь дыру в крыше, виднелся кусок бледного неба. Узнав Кабаланго, старик Ондо потряс неизвестно откуда взявшейся кипой листков, словно продолжая прерванный разговор.
— Все здесь, — вскричал он исступленно. — Никто не хочет меня слушать, потому что я — их нечистая совесть. Но господь когда-нибудь меня услышит и отделит зерна от плевел.
Голос его креп, ширился, и Кабаланго подумалось: если бы человек этот стоял сейчас посредине гулкой долины, весь мир услышал бы его. Однако здесь, в промозглой хижине, где ботинки Кабаланго утопали в грязи, слова, рожденные мощным, яростным вдохновением старика, теряли свою значимость.
— Ты доказал уже величие своего ума, чужеземец, посетив старика Ондо. Так послушайся же моего совета: уходи скорее отсюда, ибо деревня эта прогнила насквозь, до корней деревьев. И когда ты услышишь позади себя крики отчаяния или смертной муки — не оборачивайся… Каждому, чья родина порабощена, чужеземец, нужно возвышать не только свою душу. Нужно отвечать и за души своих предков, а это тяжелее всего, ибо они больше нашего были отягчены низменными инстинктами и крепче закованы нашими властителями. А уж потом нужно заботиться и о своей. Да, отныне каждый негр должен носить в себе две души. Вот почему нам бывает так трудно приобщиться к святости. Ибо первая душа, родившаяся и умершая при колониализме, осквернена всеми страхами прежнего плотского своего обиталища, и от земного пребывания в ней осталось лишь головокружение взлета. И всякий раз, когда ты пытаешься возвысить ее, она принимается так нахваливать твоей собственной душе скотские наслаждения грязи, а та в ответ так отбивается да противится, что вдвоем им почти всегда удается заставить тебя дрогнуть — либо из покорности, как, к примеру, Келани, либо из угодливости, как, к примеру, Малика, либо из стыда за себя, как, к примеру, единственного моего сына Американо, либо… А не то тебя так ослепят всяческими суевериями и предрассудками, что ты уже готов принять участие в охоте на него.