Какой-то ребенок обогнал его. Малыш вдруг поскользнулся и упал. Кабаланго помог ему подняться. По грязным коленям стекали струйки крови. Кабаланго взял его за руку.
— Где твои родители?
Ребенок зажмурился, преодолевая боль, затем проворно обтер руки о тесные трусишки, врезавшиеся в попку, и, ковыряя огромный грушеподобный пупок, указал пальцем на маленькую хижину, мимо которой только что пробежал. Далее все развивалось медленно, неспешно, как того требовали понятия вежливости и гостеприимства. Пока старик Келани приглашал его войти, Кабаланго услышал женские голоса и дважды повторившийся шлепок по сухой, натянутой из-за недоедания коже ребенка, напомнивший звук тамтама.
— Прошу, чужеземец, окажи мне честь…
Отказаться? Но почему? К тому же, может, удастся — не нарушая приличий — разуться и выжать из носков воду.
— Благодарю тебя за маленького Шакупу.
— Ну, это пустяки, — ответил Кабаланго. — Однако малыш расшибся. Надо бы поскорее подлечить ему ранки.
— Ничего, и так обойдется. Да у нас и лекарств-то нет.
Старик сел на циновку; Кабаланго неуклюже опустился следом за ним — ему никак не удавалось удобно устроить ноги.
— Ты прямо ни дать ни взять белый, — сказал Келани.
Упрек? Но Келани улыбнулся, показывая, что не хотел его обидеть. Обнажились чересчур редкие верхние зубы.
— Разувайся, господин. Прошу тебя, будь как дома.
«Как дома? А где это? Я ведь уехал добывать себе царство и…»
— Ой-ой-ой! Ты промочил ноги. И даже брюки внизу все мокрые. Зарай! Зарай!
Он мог бы так назвать свою принцессу. Такое имя вызывало бы у него желание целовать ее и показывать ей с балкона дворца, как пляшет от счастья их народ.
— Она еще не привыкла к новому имени, совсем недавно ее звали Жозефа.
Женщина подошла сзади, подтянув пань до самых подмышек.
— Отдай ей твои носки, господин. Она сейчас их постирает и высушит; и брюки тоже. Зарай, отведи его в спальню.
— Нет-нет. Носки я дам, а брюки не стоит.
— Господин у нас проездом, верно?
— Да.
— Из Европы приехал?
— Да.
Односложные ответы Кабаланго привели старика Келани в замешательство.
Подданные перестали плясать и, замерев, в своих черных сутанах похожие на обломанные сучья, подняли вверх кулаки — они грозили ему. Неужто за то, что по рассеянности он не помешал дьяволу обрядить их в сутаны?
— Может, я плохо говорю по-французски, господин?
— Нет. И зови меня Кабаланго.
— Французский я учил в соседней стране, но уж больно давно… Я и теперь нет-нет да и схожу туда. Здесь редко найдешь работу. А когда она есть, так только каторжная.
