Маркос Рамирес | страница 45
— Маркитос!.. Достань копилку из комода и принеси ее показать Чепите. Найдешь?..
Я поднялся и едва смог пробормотать:
— Нет!.. Я-я не знаю, где она лежит!..
— Там, в том углу комода, на самом дне. Достань ее, Маркитос, — настаивала мать.
Оробев и покрывшись крупными каплями пота от тяжелого предчувствия, я запустил руку в угол ящика с измятым бельем, вытащил искалеченную копилку, которая жгла мне пальцы, как адский пылающий уголь, и, точно в чаду, передал ее в руки донье Чепите.
Моя мать, обладавшая отличным зрением и тонким слухом, смертельно побледнела и бросила на меня долгий, тревожный взгляд, в то время как подруга, повертев копилку в руках, вернула ее мне и, стараясь скрыть подозрение и замешательство, сказала:
— Карамба, прелестная шкатулка!.. Возьми, Маркос, и положи ее на старое место!
Мать в смятении молчала. Благоразумная подруга не проронила о копилке ни слова, но вскоре заговорила о каком-то неотложном свидании; простилась и ушла. Мать разразилась рыданиями, схватила меня за плечи и воскликнула в горестном отчаянии:
— Маркос! Маркос!.. Что ты сделал с деньгами?.. Боже мой, какая черная неблагодарность!.. — Бросившись на кровать, она долго и горько плакала.
Своим непростительным, безрассудным поступком я разбил ее заветную мечту, которую она лелеяла столько лет, не останавливаясь ни перед какими жертвами.
В порыве раскаяния я выбежал в патио и разрыдался. Меня терзали угрызения совести, я неистово бил себя по голове и даже пытался задушить себя, зажав обеими руками рот и нос. Это были нескончаемые часы жестокого страдания, в течение которых в моем измученном мозгу созрело решение умереть с голода.
За двое суток я не проглотил ни одного куска. И кто знает, сколько времени продолжалась бы моя голодовка, так как я все больше утверждался в своем решении, видя, что мать по-прежнему грустна и молчалива. Но поняв, какую внутреннюю пытку я переживаю, мать к вечеру третьего дня подошла ко мне и, крепко обняв, с доброй улыбкой прошептала мне на ухо самые нежные слова утешения:
— Я знаю, что ты никогда больше не сделаешь этого, Маркитос… Что было, то прошло… Не надо мучиться! Я никогда не стану вспоминать и корить тебя этим!
Глубоко тронутый, я расплакался и, захлебываясь слезами, обещал матери никогда не трогать ни гроша из тех денег, что мне не принадлежат.
К тому времени последствия первой мировой войны стали довольно сильно ощущаться в Коста-Рике. Нищета в стране все усиливалась. Началась безработица, цены росли — сказывалась нехватка продуктов. Беда пришла и в наш дом — зачастую мы вставали из-за стола полуголодными. Вспоминаю, что у отчима была небольшая мастерская по ремонту обуви в скромном закутке, недалеко от лавки «Ла голондрина», и что много дней я носил ему в обед вместо обычного кофе только воду, подслащенную паточным сахаром, даже без хлеба. В ту пору я еще был слишком мал, чтобы понять, какая тяжкая беда свалилась на нашу семью и весь народ.
