У него перехватило горло от преклонения и нежности. Аккуратно, чтобы не потревожить уснувшую еще в повозке Ангелину, он наклонился и бережно коснулся губами губ жены.
— Идем, — сказал он потом. — Тут совсем рядом.
— Постой, — тихо молвила Фирузе. — Постой. Ты вот о чем подумай, муж мой…
— Да?
— А разве ты — не в первую очередь православный, а уж потом — ордусянин, отец, муж, срединный помощник? Разве не так?
Кровь бросилась Богдану в лицо.
— Просто за собой человек этого даже не замечает, — сказала Фирузе. — Это кажется таким естественным… Потому что на этом стоит все остальное. Но встретив то же самое в другом — иногда… люди усматривают в том какую-то измену. А на самом деле не будь этого — ничего вообще за душой бы не было.
— Спасибо, Фира, — сказал Богдан, помолчав мгновение. — Спасибо.
Идти было и впрямь недалеко, пришлось миновать по коридору лишь две двери; третья, считая от двери бека Кормибарсова, была их. Лишь из-за невообразимого наплыва приезжих управляющий гостиницы не смог поселить родственников в соседних номерах и очень долго вчера извинялся за это перед Богданом.
Богдан открыл дверь, пропустил Фирузе вперед.
— Вот, — сказал он, заходя следом. — По-моему, уютненько…
Им отвели роскошные апартаменты на десятом этаже — две гостиные, одну из которых можно было щедро отдать в полное распоряжение Ангелины, спальня побольше, чем в их александрийском жилище; широкие окна, словно врата, выходили на просторную террасу. Сейчас за окнами была раскиданная на стороны полыханием праздничных огней тьма позднего вечера, в ее бездне то и дело скрещивались тонкие спицы лазерных лучей, на весь небосклон рисуя иероглифы грядущего с первого дня первой луны нового девиза правления: «Шэн-ян, Шэн-ян»[50]; но Богдан по приезде успел убедиться — если выйти на террасу днем, чуть не треть Ханбалыка откроется взгляду: вдали сверкающие глыбы новых административных и деловых зданий, внизу жесткие щетки парков, лишенных листвы в это суровое время года, а неподалеку — гребнистым крокодилом уверенно ползла сквозь столицу старая городская стена и светились красные стены и яркие черепицы крыш внешних дворцов Запретного города.
Они даже не успели снять верхнее платье. Зазвонил на столике телефон. С виноватым видом Богдан развел руками и взял трубку.
— Приехал? — раздался возбужденный голос Бага.
— Да, а что…
— Я тебе звоню каждые пять минут вот уже почти час. Ты почему трубку с собой… а, ладно… Все в порядке, встретил?
