— Я уверен, что человеконарушители в данный момент уже находятся на пути к ближайшей от Улумуци территории Франции, — столь же корректно ответствовал минфа. — Вы легко можете снестись с властями Улумуци и выяснить все детали.
— Будьте уверены, я это сделаю немедленно, — заверил Богдана посол и поднялся из кресла: тема визита, с его точки зрения, была исчерпана. Они снова пожали друг другу руки, но не успел Богдан сделать и шага к двери, как посол после короткого внутреннего колебания спросил:
— И вы совсем не представляете себе, о какой ценной вещи могла идти речь?
— Совершенно не представляю, — невозмутимо ответил Богдан.
— И… и вам это не интересно?
— На свете ежедневно происходит столько недоразумений, — сказал Богдан. — Если интересоваться всеми… — Он красноречиво покрутил руками над головой, показывая, как она идет кругом.
— И вы совершенно равнодушны к возможности того, что в Ордусь так или иначе могла быть провезена некая краденая ценная вещь?
— О нет, — живо ответил Богдан. — Если бы факт кражи был хоть как-то удостоверен… находкой этой самой вещи, скажем, в сумах и торбах путешественников или хотя бы их поведением… Знаете, настоящие воры редко бывают столь спокойны и беззащитны.
Посол чуть качнул головой и сказал:
— Это, по крайней мере, звучит хоть немного логично. Скажите, вы и об этих якобы ворах… о тех, кто подвергся нападению, тоже ничего не выяснили? Ни их имен, ни рода занятий?
— Нет, — твердо сказал Богдан. — Это же сугубо внутреннее французское дело, вмешиваться было бы просто несообразно. Вы-то ведь уже наверняка знаете это, они же должны были сразу по прилете нанести вам хотя бы минутный визит вежливости и все поведать… или я ошибаюсь?
— Вежливости? — переспросил посол, думая о чем-то своем. — Да, можно сказать и так…
По широкой лестнице посольства, к изумлению видевших это делопроизводителей и стражей, Богдан, едва не роняя с головы шапку-гуань, бежал почти бегом, прыгал, ровно не в меру бойкий школьник, через две ступени… Он спешил.
Вотще.
Улица посольского квартала была пустынна; морозный воздух, легкий и звонкий, заполнял ее всю искристым, почти светящимся эфиром зимнего предвечерья. Шум, толпа, движение, сплошные ряды машин были лишь за ее створами — слева и справа, там, где посольский квартал, заполненный стоящими одно к одному учреждениями дипломатических служб окружавшего Ордусь мира, обрывался, одним упругим толчком переплавляясь в жилые окраины великой столицы, наводящей на себя последние, самые эффектные и изысканные штрихи праздничного убранства. Но в пустынном к вечеру посольском квартале повозку такси было взять затруднительно, а из людей на улице были лишь вэйбины в теплых, до земли тулупах: они несли перед вратами посольских домов круглосуточный почетный караул. Богдан рванулся было от внешних врат налево, к тому тракту, что был ближе, а ближе был Гуанхуалу, Тракт Блестящего Процветания, — и увидел, что прямо навстречу, то и дело пуская, как паровоз, густые клубы пара, торопливо, даже поспешно идет, глядя на таблицы, извещавшие, в каком доме какое посольство расположилось, человек в меховой куртке с бесчисленными застежками и заклепками и почему-то странно знакомой широкополой шляпе…
