— Да видите ли… Наш кот, — Богдан указал за Судью Ди, — внезапно упал на землю и стал… как бы это… странно себя вести.
— Уху! — вытаращил глаза престарелый служитель. — Это она, она, душа горемычная! Не иначе как она!
— Да о чем вы толкуете?!
— А вот после того, как подошел час нефритовой супруге Тайюаньского хоу предстать пред ликом Яньло-вана[40], — старичок быстро оглянулся, заговорил тише, — так вот, с тех самых пор в ее бывшем доме — нечисто. Слышали: будто бродит кто-то по ночам за закрытой дверью, плачет тихонько, а свет — не горит! Вошли с фонарями однажды — никого, только будто кто в углу вздохнул так горько-горько… Я самолично не раз и не два слышал: плачет. Переродиться мне мухой, драгоценные преждерожденные, если это не ее голос. Несчастной Цюн-ну. Она это! Дух ее там бродит, вот что. И еще разные чудеса случаются… — Престарелый Янь замолчал и снова оглянулся.
— Например? — подбодрил его Баг.
— Вы говорите „например“, драгоценный преждерожденный? И спрашиваете, отчего тут никто даже не работает? Так я вам скажу. Был и такой случай. Когда траур закончился, поступил милостивый указ от драгоценного преждерожденного цзайсяна[41] расположить в этих покоях одного из чжубу службы Храма Императорских Предков. И он пришел сюда осмотреться, составить список того, что ему потребно. Днем пришел, вот как сейчас мы с вами.
— И что?
— А то, драгоценные преждерожденные, что стоило ему свиток развернуть и кисть тушью напитать, чтобы начать список писать, как неведомая сила кисть и свиток из рук его вырвала, глядь — а кисть и свиток в воздухе висят и кисть быстро так по свитку бегает: чик-чик! Раз — и готово. Шлеп — и свиток на пол! — Служитель взмахнул рукой, показывая, как именно упал свиток. — Чжубу хоть и не из трусливых был, а бросился прочь опрометью. И свиток оставил, так он на сундуке и валяется… С тех пор никто сюда и не заходит. Очень страшно. Никто, кроме одного человека, милостивого Тайюаньского хоу. Да и тот лишь в сад зайдет, вокруг дерева круг сделает, а если тепло, так и под ним присядет, а в дом — ни ногой. Вот как. Очень она любила дерево это, нефритовая преждерожденная Цюн-ну… Под ним и скончалась в одночасье, сердечко схватило у бедняжки… Видно, письмо какое-то собиралась писать или стихотворение сложить, а может, в каллиграфии поупражняться — кисть в ее кабинете была в туши свежей… Вышла в сад, села под деревом, подумать, верно, а вечером служанки смотрят: уж отлетела ее душа.
