Олег возразил.
— Не бывает бывших. Все это выдумки: прежние, нынешние. Человек — всегда человек.
— Оно-то так. Да не все это понимают.
Олегу нравилось общаться со Степаном Степановичем, он знал его прошлое, множество житейских историй рассказывал пожилой человек, да что там — уже старик, и каждый раз эти истории, даже повторяющиеся, не казались неинтересными или банальными, потому что были невыдуманные.
Степан Степанович выбросил сигарету и попал в ямку, для этого им обустроенную — этакая пепельница-окоп.
— Может, вы с Марией Ивановной наконец в театр придете? Сколько раз приглашаю, а вы все отнекиваетесь. Посмотрите, стоит ли квартирант вашего дома.
Степан Степанович думал о чем-то своем, но услышал.
— Может, и пойдем. Когда пригласишь?
— Да хоть сегодня. У нас премьера. На контроле скажут ряд и место.
— Ну… А что ты там будешь делать? Что будете показывать? Когда-то давно я в Киеве в театре Ивана Франко был. Завели такой порядок: сначала совещание передовых неучей, а на десерт — театр. Корнейчука ставили.
— «В степях Украины?»
— Угадал. Актеры какие были! Хоть оно и историйка зачуханная, зато люди — живые.
— У нас сегодня Шекспир. «Король Лир».
— А о чем это? Что-то старинное? Конечно, совсем я сдурел на старости… Шекспир… Это, кажется, о том, как дети старого отца бросили?
— Ну да. Две старшие дочери. Третья младшая — нет.
— Да надо ли все это нынешним людям. Привыкли и продавать друг друга, и предавать. Поветрие какое-то, пагуба.
— Как вам сказать… Классика бессмертна. И знаете, есть там такие слова, словно о нашем сегодняшнем бедламе. В семнадцатом веке написано, в самом начале, и о событиях, произошедших бог знает когда, пожалуй, чуть ли не до нашей эры, а человеческая природа — как на ладони. Ну вот, к примеру, как вам такое: «Портятся отношения между детьми и родителями, наступает мор, дороговизна, всеобщая вражда. Государство распирает раздор, народ угрожает королю и знати, возникает подозрительность, друзья уходят в изгнание, армия разваливается, в семьях измена…»
Степан Степанович, склонив голову — седую, с коротко подстриженными волосами, без намека на лысину — внимательно прослушал монолог.
— Кто же это там такой умный?
— Вообще-то Шекспир. А в пьесе — негодяй. Эдмундом зовут.
— Не ты, случаем, будешь его показывать?
Олег улыбнулся:
— А если бы, то что? Выгнали бы из дома?
— Да хоть свинью играй, лишь бы в доме не воняло.
— Вы скажете! Нет, Степан Степанович, я его брата играю. Он — незаконный сын, а я — законный. Там я за правду стою, обиду терплю, даже юродивого строю. Так придете?
