— Говорят, что его закрывали на время Японской войны?
— Да, тюрьму переоборудовали под госпиталь для раненых. Но уже год, как опять используют по назначению. В основном для политических заключенных.
Сведениям, которые сообщил Павел Щеголев, вполне можно было доверять. В качестве редактора популярнейшего в России издания по историко-революционной тематике он имел доступ к таким источникам информации, каким завидовало даже охранное отделение.
— Какие там назначаются каторжные работы?
— Человек сорок трудится на Усольском солеваренном заводе, еще около сотни — на каменноугольных копях Макаревича в Черемхово. Говорят, этим летом не менее трехсот каторжан было послано для строительства Транссибирской железнодорожной магистрали. Еще обувь там шьют и одежду, выполняют кузнечные и слесарные работы…
— Очень заманчиво, — с невеселой улыбкой покачал головой осужденный.
В газетах демократического направления ему приходилось читать, что условия работы каторжан были ужасающими. Отсутствие воздуха убийственно отражалось как на здоровье рабочих, так и на производительности их труда. Содержание кислорода в забоях очень часто падало до пятнадцати процентов, при которых воздух уже не годился ни для дыхания, ни для горения.
— Но тебе, право слово, Владимир, не должно быть до всего этого ни малейшего дела! — безошибочно угадал состояние Жданова старый приятель. — На подземные работы при добывании руд могут быть отправлены лишь каторжные первого разряда, то есть осужденные без срока или на срок свыше двенадцати лет. А у тебя разряд третий, самый что ни на есть незначительный! С твоим разрядом вообще через какое-то время могут разрешение дать, чтоб ты жил не в остроге, а на поселении, и чтобы деньги мог получать от родных… — Для приличия покосившись на надзирателя и немного понизив голос, Щеголев добавил: — К тому же, тебя наши там встретят, товарищи. Все будет хорошо! Они предупреждены.
— Гхм-хм! — не выдержал тюремщик. — Я буду вынужден…
— Всё-всё, любезный, всё! — выставил перед собой ладони посетитель. — Прости великодушно…
Количество «политических» заключенных в Александровском централе в разные годы составляло от двух с половиной сотен до семисот человек. Между ними и уголовниками постоянно возникали конфликты, верх в которых, как правило, одерживали вторые. Но после поражения революции в тюрьму поступило много бывших солдат и матросов, осужденных по политическим статьям, так что в последние год или два положение изменилось.
