Изба Нюшина стоит на краю села у леса, Егорша с братом живут с теткой, на другом конце. За селом в лесу — Болдинский монастырь. Колокол из-за леса поет, будит, зовет к заутрене[21]. Выйдет Нюша с рассветом на крылечко — а вокруг птицы поют. Душа у нее, как птица, взлетит над лесом да над полем. Нюша — певунья не удержится, запоет своим звонким голоском:
В уголочке три постели,
А на них сидят три мамки,
Каждая сыночка кормит,
Кормит, имя выбирает…
Егорша выглянет, а сесть рядом постесняется, будет стоять у двери, на лес засмотрится, будто и не поёт Нюша для него…
Одному — так жарко Солнце,
А другому — светел Месяц,
Третьему — так тихий Дождик.
Волосы у Егорши русые, совсем как у отца, кожаным ремешком собраны, рубаха вышита. Отец любит Егоршу, как родного сына. Да они и похожи, статные, русоволосые. Правда, отец крепкий, как дуб, а Егорша тоненький, как тополёк. У отца волосы прямые, а у Егорши кудри вьются. Уж как он их гребешком чешет, расправляет, да все без толку. Отец подшучивает над ним, любя, называет барашком.
Многие бабы да девки на них заглядываются. Егорша ни на кого не смотрит, да и отец не хочет в дом мачеху вести — дочку жалеет. Никак забыть не может свою Анастасию Никитишну, Настёну, Настеньку. Да и разве нет ее? Смотрит на него каждый день голубыми, как небушко, Нюшкиными глазами, звенит в песне колокольчиком:
Светел Месяц — для прохожих,
Тихий Дождик — для пшеницы,
А пшеница — для печенья,
А печенье — для молодок,
А молодки — для юнаков
[22],
А юнаки — для народа,
А народ всегда — для Правды,
Ну, а, Правда — в сердце Божьем.
— Славно, поёшь, дочка. Откуда эту песню знаешь?
— Мамина песня. Она мне пела, когда я еще маленькая была. Вспомнилась вот…
Замолчали. У Нюши слезинка по щеке прозрачной капелькой.
— Не плачь. Мамка с нами. Песню ее поешь и плачешь. Рази можно?
— Да я не плачу, тятя! — уткнулась шмыгающим носом в рукав альняной рубахи.[23] — Вот Егорша, и вовсе сирота, — Андрей повернулся к стоящему в проеме двери парню. — А нос не вешает, в уныние не впадает.
Тот встрепенулся, словно от сна очнулся:
— Да как же, дядя Андрей, вы мне заместо[24] отца и матери, чего же Бога гневить?
Отец поправил ремешок, потянулся. Складка между бровей стала глубже и суровей.
— Только наладились чуть, опять ляхи[25] грозят. Так и живём от разрухи до разрухи.
— Построят новую стену вокруг Смоленска, может и не пойдут.
— Пойти — пойдут, Егорша, этим панам всегда чужой кусок слаще. Вера наша православная им покоя не дает, подсластили себе католичество, сдобили, а покоя нет — не то! Сердцем чуют — не то! Сердце человеческое не обманешь, оно правду Божью знает! Правду православную, силу ее. Был я в костёле, когда на ляхов ходили.
