Жаль, Егор уехал, а так хотелось увидеть его. Почему в жизни все наоборот? Федьку, его брата, век бы не видать, а он тут как тут! Вечно обзывается кадушкой. Какая я кадушка? И что такое кадушка? Надо в Интернете посмотреть.
Двери магазина разъехались перед ней. Она важно прошествовала внутрь. Полки с минеральной водой рядом, не надо бродить по лабиринтам в поисках. Взяла бутылку папиной любимой и пошла в кассу. Опля! А деньги то забыла. Вот, голова садовая! Дубина стоеросовая! Маша — растеряша! Вернулась, поставила бутылку на место, пошла к выходу. С Нюшкой так часто случается. Задумается, замечтается — и забудет обо всем на свете! Папа тоже хорош! Воды ему принеси! Коромысло на плечи и к роднику. А родники то! Родники! Они теперь в супермаркетах. И деньги дочери дать не мешало бы.
Болдино, 1590 г.
— Нюшка! А, Нюш? Прибежала? Как там Терентий?
— Кланяться тебе велел, хворает. Кашель привязался. Киселька овсяного поднести?
— Молитовку, внученька, молитовку почитаю. Помоги присесть.
— А ты, лежа, бабушка, лежа шепчи. Тяжело тебе, болезная.
— Нет, лежа не гоже пред Богом. Еще не совсем я плоха.
Нюша подсунула под бабушкину худенькую спину вытертый овечий зипун[47].
— Что за день сегодня у меня? Одни хворые вокруг. Терентия на лавке кашель бьет. Ты тут умирать собралась, дел других как будто нет.
— А какой день сегодня?
— Осьмой. Липень [48] 1590 года от рождества Христова.
— Ой, батюшки, зажилась то как — промолвила тоненьким голосочком нараспев.
— Не чуди! Не смеши меня с утра. Сама ругаешь, если без ума смеюсь. Да и что ты, бабуля! Не гневи Бога. Мне без тебя никак. Посиди пока, а я опару[49] посмотрю.
— При месяце ставила?
— При месяце!
— Слова не забыла?
— Не забыла. Да ведь грешно это — твои заклинания.
— Не грешно! Не грешно! Еще моя бабушка так ставила. И ее бабушка так ставила.
— Чай, тоже грешили, Перуном[50] клялись.
— Поминали Перуна, а как же? Только это так, по привычке. А ты с молитвой, если сумнения одолевают. Тятя то где?
— Тятя купель мастерит, в монастырь.
— Чаво?
— Чаво, чаво! Говорю, купель. — Махнула рукой да выскочила из избы. Постучала пяточками по ступенькам, мимоходом, присела на коленки у крылечка, заглянула в темноту, пронзенную солнечными лучами.
— Фомушка! Фомушка! — приоткрыла дощечку.
Из- под крыльца выскочил серый заяц, пушистым колобком запрыгнул к Нюше на колени.
— Ну что, дружочек, проснулся? Морковки хочешь?
Зайчик пошевелил ушами — словно понял Нюшу.
— Как твоя спинка? Дай-ка посмотрю, — нежно на нее подула. Шерстка разошлась, и девочка увидела почти зарубцевавшуюся глубокую царапину. — Молодец, зажила твоя ранка. Скучно тебе под крыльцом, а отпускать тебя в лес не хочется. Ты же мой дружочек сердешный!
