— Да.
— Словом, была у меня на днях такая поездка. Забор из колючей проволоки, бараки, крематорий, общие могилы. На могилах — цветы, горящие лампадки. За оградой лагеря — музей: фотографии, детские рисунки, куча детских игрушек. Зубы, детские очки. И волосы. Целая гора волос — белокурых, русых, черных. Перед музеем — автостоянка, поодаль — буфет, парк с плавательным бассейном, пруд с прогулочными лодками. За прудом девятиэтажный отель, чтобы приехавшие сюда издалека могли и отдохнуть. Думаю, отели есть и в Мекке и в Лурде, даже на поле Ватерлоо. Ведь мир — сплошные поля сражений и кладбища. Отель наш был «суперлюкс», кухня первоклассная. Персонал на восьми языках говорит. Мы приехали автобусом, без ночевки, и должны были только пообедать в ресторане при отеле. И вот тут случилось…
Эдина жует бутерброд. Иштван слушает, облокотясь на стол, все еще не сводя взгляда с фотографии отца.
— …Из вестибюля мы должны были подняться лифтом. На табличке значилось: «Не больше шестнадцати человек». Когда я вошла в лифт, в нем уже было человек восемь. А потом ввалились еще десять. Лифт-бой предупреждал на пяти языках: не входите, а то застрянем. Но никто на него и внимания не обращал, отпихнули в сторону. Последними втиснулись высокий белобрысый мужчина и худенькая черноволосая женщина.
«Господа, больше нельзя! — снова запротестовал лифт-бой. — Лифт переполнен».
«Тогда пусть официант выйдет! — заорал белобрысый. — Что это за порядки, когда персонал занимает место гостей!»
Тут я заметила, что в лифте действительно стоит официант с полным подносом. Он пожал плечами и вышел из лифта. Двери закрылись. Вы знаете эти двери — как в сейфе, нигде ни щелочки. Лифт пошел, но между третьим и четвертым этажами остановился. Мальчик-лифтер принялся нажимать кнопки, лифт дополз кое-как до четвертого этажа, но двери не открылись. Он снова стал нажимать кнопки, и лифт снова пошел — сначала вверх, потом вниз, и так несколько раз, нигде не останавливаясь и не открывая двери. Наконец мы встали — теперь между шестым и седьмым этажами. Бой нажал кнопку «тревога», звонок заверещал, но тут же умолк. Погас и свет.
«Я же говорил: застрянем! Почему меня не послушались?» — плаксиво упрекал всех лифт-бой.
«Что за тон?! — одернул его кто-то. — Настоящее свинство! У кого есть фонарик? Спички не зажигать! И так скоро воздух кончится!»
Вот тогда-то и началась паника. Те, кто стоял возле дверей, начали барабанить в двери и кричать:
