— А почему ты не заведешь себе телефонный автоответчик? Папа в прошлом году привез такой из Кёльна.
— Ладно. Пусти.
— Если откроешь дверь — поссоримся навеки!
— Эдина, не дурачься.
После второго, уже короткого, звоночка Иштван снимает с плеча ее руку, выходит в переднюю и выглядывает в окно. Перед дверью на галерее стоит седая женщина, опираясь на перила.
— Я — Андрашне Экеш.
— Да, да, входите, пожалуйста. Мама весьма сожалеет… она просила вам передать…
Гостья вглядывается в его лицо и всплескивает руками:
— Боже милостивый, Иштван Ач! То есть, конечно, сын Иштвана Ача. Но так похож!
— Вы… вы знали моего отца?
— Еще бы! Мы же с вашей матушкой в шляпном салоне Галфаине вместе работали… Она мне жизнь спасла — достала документы на имя беженки. А мое настоящее имя Гизела Керн.
— Да, я слышал о вас. Проходите, садитесь.
— Иштванка, ты скоро? — хнычет в спальне Эдина.
— Не буду мешать, извините ради бога! — смущается гостья. — Я в другой раз зайду.
— Ну что вы! Проходите, пожалуйста.
— Да я и пришла-то, чтобы поблагодарить вашу маму… Передайте ей, пожалуйста, большое спасибо за помощь моей тете. Вдова Морвайне ее зовут. Ей семьдесят шесть, а ее хотели выселить из квартиры. Я вот тут подарочек маленький вашей маме принесла.
— Иштван! — снова доносится из спальни.
Ач-младший краснеет.
Почти насильно он проводит гостью в комнату, усаживает в кресло. Экешне достает из сумки конверт и вынимает любительскую фотографию.
— У Кати наверняка тоже есть такая, но мало ли… А я на днях старые бумаги перебирала и нашла ее. Снимали вскоре после того, как в наше убежище угодила бомба.
Иштван бледнеет.
— Это мой отец? — он показывает на человека в белом халате.
— Да. Доктор Ач — справа. Двое других мне незнакомы.
— Так вот каким он был! — говорит Иштван, чувствуя, что к горлу подкатывает комок.
— Вы никогда не видели этого снимка?
— У нас нет ни одной фотографии отца. Ни одной.
— Не может быть!
— Все его бумаги находились в больнице Святой Каталины, в его кабинете. Нилашисты разорвали и выбросили его документы, бумаги, книги. Мама рассказывала, что потом они собирались сфотографироваться, но он скоропостижно умер. Незадолго до того, как я родился. И не осталось ни одной его фотографии.
— А у его родных? А детские снимки?
— У него не было родных, он же сирота, — проговорил Иштван, все еще не в силах выпустить фото из рук.
— Ну точь-в-точь был как вы. Даже голос. Вам сколько лет сейчас, Иштван?
— Двадцать восемь.
— Ему столько же тогда было.
