Месяц спустя Иветта заволновалась. Оба ребенка пухнут как на дрожжах, хотя не едят ничего — обед их остается почти нетронутым, и во время ужина тоже без аппетита ковыряют вилкой еду. Может, они больны? Мало двигаются? Надо бы проконсультироваться у врача. Однажды, неожиданно вернувшись домой, Иветта видит, как венгерская бабушка, закатав рукава, в переднике, печет блины. Впрочем, это вовсе и не блины сегодня, это вареники со сливами. Фери объясняет, мама плачет, обидевшись. Она же хотела как лучше! Она сама вырастила троих детей, и ей жалко этих маленьких тощих червячков. Откуда же детям набраться силы? От этого зеленого салата? Они же не кролики!
Затем снова наступает мир. Тайные блиноедения прекращаются. Детей Иветта возит на специальную гимнастику. Мама по утрам теперь сидит одна в квартире и штопает прохудившееся белье, одежду. Парижским внучатам она уже навязала всякой всячины, теперь вяжет будапештским: шапочки, шарфики, перчатки, пуловеры. Иветте — пончо с золотой нитью, Фери — пуловер. На это ушли недели и месяцы ее пребывания в Париже, вся парижская осень с умытыми дождями георгинами в саду. Каждую неделю она пишет длинные письма: одно Илоне и Яни-младшему. Другое — в Будапешт, Агнешке: «Мне здесь очень хорошо, Париж такой красивый». Иногда посылает им видовые открытки. На открытках Триумфальная арка, Опера и бульвары, но она знает в Париже только две улицы, на пересечении которых стоит дом, и осмеливается пройти по ним до овощного магазина и до почтового киоска. В маленьком своем календаре она пересчитывает каждый вечер: осталось еще сорок ночей, еще восемнадцать, еще две. Потом наступают будапештские месяцы: «Со счастливым рождеством, мама!» Вокруг елки собираются Агнеш, Геза, малышка Ева, приезжает из Шомошбани Яни-младший, они поют «Ангел спустился с неба» и раздают подарки. Под елкой лежат подарки из Парижа, за которые они на следующий день общим письмом всей семьи поблагодарят заботливых парижан. Потом она с Яни-младшим уезжает в Шомошбаню и возвращается оттуда только в начале января. Да и что ей делать в Будапеште одной всю рождественскую неделю? А у тетушки Илоны, мачехи Яни-старшего, она проведет и праздники, у нее же будет жить и летом. На Новый год Илона испечет противень домашнего печенья «линцер», в форме сердечек или рогаликов, — со сметаной и сладкими орехами. Яни-старший привезет бутыль сладкого вина, и бабушка вдвоем с Илоной первыми отведают холодца, посмотрят программу, а то подремлют. Но больше всего посудачат о том, какой добрый, благодарный парень этот Яни, не забывает ни воспитавшую его мачеху, ни бывшую свою тещу. «И Агнеш тоже, такая добрая девочка, жаль только, что они с Яни развелись, — добавляет Чапларне. — А Фери-то мой — в Париже. Вот славный сынок у меня!»
