Может, перепил? — размышляет он. Тогда надо чашечку кофе пропустить… Что-то со мной случилось.
Давно уже не испытывает он наслаждения, видя перед собою перепуганные лица виновников и просителей, не представляет себе, как лупит их по головам, по мордам, как срывает с женщин одежду. Теперь перед ним лежат только пыльные горы нудных бумаг, сквозь которые нужно продираться, выгрызать себе лаз к дому. Ни конца ни края! Мелкие, жалкие подробности: нарушение правил оформления опеки над престарелым родственником, жалоба учителя на какую-то мамашу, что та не пускает своих детей в школу… Ну какое ему до этого дело? Поначалу хоть Эден подавал идеи: прикажи, чтобы перенесли остановку автобуса на другую улицу. И распорядись закрыть молочную рядом с моим домом — по утрам они будят меня грохотом фляг и бидонов. Вели, чтобы перед каждым домом высадили на клумбах турецкую гвоздику…
Остановку перенесли, молочную тоже. Домовладельца Переи наказали за то, что вместо турецкой гвоздики он высадил розы. Учителя Форгача тоже строго предупредили, чтобы вечером в девять часов он собрал человек тридцать мужчин, женщин и детишек и привел их к Дому культуры: в селе Харшаштаня должен быть народный хор. Будущие хористы собрались, но Дом культуры оказался закрыт, потому что за директором в восемь вечера приехал на мотоцикле муж и увез домой, в село Борш, хотя продолжительность рабочего дня культработника определяет руководитель административной группы сельского совета. Он вызвал эту соплячку, заставил написать под диктовку четыре страницы — обязанности директора сельского Дома культуры — и велел отныне без разрешения властей не покидать село Харшаштаня. Габорне Лайоши не плакала, не спорила, просто молча расписалась, что ознакомилась с распоряжением, пожала плечами и пошла к выходу.
«Вернитесь! — заорал он ей вслед. — Немедленно вернитесь! У вас что, есть возражения?»
Лайошне взглянула на него — то ли насмешливо, то ли нагловато — и ответила: «Вы правы, пока вы мой начальник»…
— Дай чего-нибудь выпить! — как всегда, говорит Сухаи-Кашш, заявляясь к Эдену Жилле. Ровно в пять часов тот заканчивает прием больных. Тем, кто еще сидит в приемной, рекомендует принять аспирин или прийти на следующий день. После этого он сбрасывает халат и достает из бара бутылки.
— Виски?
— Виски без содовой.
— За наше здоровье! Послушай, Тони, у меня есть великолепная идея!
— Какая же? — переспрашивает гость и одним глотком опорожняет стакан. — Дай еще.
