– Я так и подумал, что либо это, либо вы проехали пару тысяч километров.
– И это тоже.
– Или что вы отравились, или болеете, или еще что.
– Это кто? – спросил Джорджи.
– Это Харди. Он жил у меня прошлым летом. Я нашел его на пороге. А где твой пес? – спросил я Харди.
– Живет где-то здесь.
– Да, я слышал, ты перебрался в Техас.
– Я работал на пасеке.
– Ого. А пчелы тебя не кусали?
– Там все не так. Ты становишься частью их распорядка. И все живут в гармонии.
За окном раз за разом прокручивался один и тот же пейзаж. День был ясный, ослепительный. Но вдруг Джорджи сказал: «Смотрите-ка!» – и показал на небо прямо перед нами.
Одна звезда раскалилась так сильно, что показалась, яркая и голубая, в пустом небе.
– Я тебя сразу узнал, – сказал я Харди. – Но что с твоими волосами? Кто тебя обкорнал?
– Даже говорить не хочу.
– Понятно.
– Меня призвали.
– О нет.
– О да. Я в самоволке. Я преступник. Мне нужно в Канаду.
– Ужас, – сказал я.
– Не переживай. Мы тебя туда доставим, – сказал Джорджи.
– Как?
– Как-нибудь. Кажется, у меня есть нужные знакомые. Не переживай. Скоро ты будешь в Канаде.
То был другой мир! Теперь от него ничего не осталось, все стерли, его свернули как свиток и убрали куда-то. Да, я могу дотронуться до него. Но где он?
Через некоторое время Харди спросил Джорджи:
– Чем ты занимаешься?
И Джорджи ответил:
– Спасаю жизни.
Мне нравилось садиться впереди и ездить на поездах весь день, мне нравилось, когда к северу от центра они неслись чуть не задевая дома и особенно когда еще немного севернее эти дома обрывались и начинались разгромленные трущобы, в которых (в окнах я видел, как кто-то на грязной голой кухне подносит ко рту ложку с супом или как двенадцать детей, лежа на полу, смотрят телевизор, но они тут же исчезали, их сметал билборд с рекламой фильма – женщина подмигивала, ловко дотрагиваясь языком до верхней губы, и тоже стиралась – вшш, грохот и тьма обрушивались вам на голову – туннелем) жили люди.
Мне было двадцать пять или двадцать шесть, что-то около того. Кончики пальцев у меня были желтые от сигарет. Моя девушка была беременна.
Поездка на метро стоила пятьдесят центов, девяносто центов, доллар. Я правда не помню.
Снаружи перед входом в клинику пикетчики брызгали на нас святой водой, сжимая намотанные на пальцы четки. Мужчина в темных очках шел за Мишель по ступенькам до самых дверей и тихо нараспев говорил ей что-то на ухо. Думаю, он молился. Что за слова были в той молитве? Я бы спросил у нее. Но сейчас зима, горы вокруг меня высоки и завалены снегом, и теперь мне ее ни за что не найти.
