У Уэйна был гвоздодер, а мне достался блестящий молоток с синей резиновой рукояткой. Мы поддевали листы гипсокартона и отдирали их от стены. Они отходили со звуком, напоминавшим кашель старика. Когда обнажалась проводка в белой пластиковой оболочке, мы разрывали все соединения, вытягивали ее наружу и сматывали. Вот за чем мы пришли. За медью, мы собирались сдать ее в металлолом.
К тому моменту, как мы принялись за второй этаж, я уже понимал, что мы и правда кое-что заработаем. Но я начинал уставать. Я бросил молоток и пошел в ванную. Я вспотел и хотел пить. Но воды в кране, конечно, не было.
Я вернулся к Уэйну, в одну из двух маленьких пустых спален, и стал танцевать и колотить молотком по стенам, пробивая гипсокартон и поднимая жуткий шум, пока у меня не застрял молоток. Уэйн не обращал внимания на мое поведение.
Я тяжело дышал.
– Как думаешь, чьи это были дома? – спросил я.
Он остановился.
– Это мой дом.
– Твой?
– Был.
Он рванул проводку медленно и плавно, движением, полным спокойствия, которое дает ненависть, вырывая скобы и высвобождая ее наружу.
Мы работали больше часа, сматывая провода в большие клубы в центре каждой комнаты. Я помог Уэйну забраться через люк на чердак, он втянул меня за собой, мы оба потели, из наших пор сочился яд алкоголя, который пах как старые апельсиновые корки, мы выдрали из пола провода в белой изоляции и свалили их в груду наверху его бывшего дома.
Я почувствовал слабость. Меня вырвало в углу – всего капелька серой желчи.
– Вся эта работа, – пожаловался я, – ломает мне кайф. Может, придумаешь, как нам попроще подзаработать?
Уэйн подошел к окну. Он несколько раз стукнул по стеклу гвоздодером, каждый раз немного сильнее, пока оно с громким звоном не разбилось. Мы сбросили провода вниз, на придавленный илом луг, который начинался у реки и подходил прямо к дому.
В этом странном месте на берегу было тихо, только ровный ветерок шелестел молодой листвой. Но вдруг мы услышали катер. Этот звук вился вдоль берега и жужжал в деревьях, как пчела, а через минуту мы увидели плосконосый спортивный катер, который взрезал реку посередине и мчался со скоростью пятьдесят-шестьдесят километров в час, не меньше.
За катером на тросе летел гигантский треугольный воздушный змей. На змее, метрах в тридцати над водой, видимо пристегнутая к нему ремнями, летела женщина. У нее были длинные рыжие волосы. Она была изящная и бледная, и голая, если не считать ее прекрасных волос. Не знаю, что она думала, пролетая над этими развалинами.
