До этого момента все держалось в тайне, как неизлечимая болезнь. Я завидовал, что ему удалось сохранить такой секрет, и был в ужасе от того, что кто-то настолько слабый, как Хотэл, был одарен чем-то настолько грандиозным, что даже не решился этим похвастаться. Однажды он обманул меня на сто долларов, и я всегда плохо говорил о нем у него за спиной, но я знал его с тех самых пор, как он появился здесь, ему тогда было пятнадцать или шестнадцать. Я был удивлен и уязвлен, даже почувствовал себя жалким из-за того, что он решил не посвящать меня в свои проблемы. Это как будто предвещало, что эти люди никогда не станут моими друзьями.
Волосы у Хотэла были в кои-то веки такие чистые и светлые, что казалось, будто солнце освещает его даже в этом подземном царстве.
Я посмотрел вглубь «Вайна». Это было длинное, узкое помещение, похожее на вагон, который никуда не едет. Все посетители выглядели так, как будто откуда-то сбежали – я видел у некоторых на запястьях пластиковые больничные браслеты с именами. Эти люди пытались расплатиться фальшивыми купюрами, сделанными на ксероксе.
– Это было давно, – сказал он.
– Что ты сделал? Кого ты ограбил?
– Это было в прошлом году. В прошлом. – Он рассмеялся над тем, что ругает правосудие, которое так долго не могло до него добраться.
– Кого ты ограбил, Хотэл?
– А-а, перестань. Охренеть, блин. Господи. – Он отвернулся и стал разговаривать с кем-то еще.
В «Вайне» один день не был похож на другой. Некоторые из самых ужасных вещей в моей жизни произошли там. Но, как и все, я возвращался туда снова и снова.
И с каждым шагом мое сердце разбивалось из-за человека, которого я никогда не встречу, человека, который меня полюбит. А потом я вспоминал, что дома меня ждет жена, которая меня любит, или, позднее, что жена ушла от меня и я в ужасе, или, позднее, что у меня прекрасная девушка-алкоголичка, которая навсегда сделает меня счастливым. Но каждый раз, когда я заходил внутрь, я видел там эти загадочные лица, которые обещали мне все, но вскоре выяснялись и становились унылыми, обычными и смотрели на меня снизу вверх, повторяя мою ошибку.
В тот вечер я сидел за столиком напротив Кида Уильямса, бывшего боксера. Его черные руки были шишковатыми, искалеченными. Мне всегда казалось, что в любой момент он может протянуть их и задушить меня. У него было два голоса. Лет ему было пятьдесят с лишним. Он растратил впустую всю свою жизнь. Такие люди были особенно дороги тем из нас, кто загубил всего несколько лет. Когда напротив тебя сидел Кид Уильямс, можно было не задумываясь разрешить себе пожить так еще месяц-другой.
