Даже Хирво был в этот день с ними – скорее всего, тоже неохотно, но все же (сам он ничего по этому поводу не говорил, поэтому на его счет решить было трудно, впрочем, он всегда чувствовал себя неуютно, когда они вот так собирались все вместе). В общем, собрались почти все, кто был уже достаточно взрослым, чтобы понять, о чем пойдет речь. Онни и Арто, разумеется, не в счет.
Возможно, Лахье и Тармо было бы простительно не участвовать в предстоящем разговоре, но они были уже достаточно большими, чтобы оценивать последствия и, кроме того, они сами решили, что это очень важно, чтобы они в такой знаменательный день были вместе со всеми. Они сами этого потребовали, когда Анни предложила им посидеть с младшими братьями. При этом оба выглядели почти оскорбленными – Лахья покачала головой, Тармо же посмотрел Анни прямо в глаза и заявил, что они не собираются брать на себя роль нянек. Они должны быть вместе со всеми и слышать все, что будет сказано. И точка.
Все это казалось таким торжественным. Это и было торжественно. Анни оглядела своих сестер и братьев. Она почувствовала, что они вот-вот придут к общему заключению, или что, скорее, она сама уже на финальной стадии и вот-вот вычеркнет себя из истории своей семьи.
Главной задачей дня было дать понять Сири, что для нее самое лучшее, и заставить ее измениться. Или самим изменить все настолько, чтобы мать, наконец, поняла, что должна развестись. И Сири наверняка поняла, зачем они здесь сегодня собрались, пусть даже делала все возможное, чтобы казаться собранной и непонимающей. Анни смотрела на мать, на то место, где она сидела. Сири выглядела такой хрупкой, примостившись в глубине комнаты на самом краешке кресла Паси, в котором он смотрел телевизор. Можно было вытащить мать из ее дома, но, покидая его, она оставляла в нем большую часть самой себя и без своего привычного окружения казалась потерянной, почти безликой. Словно зверь в зоопарке, одна оболочка. Как она сможет прожить в этом мире без своего Аапаярви? Кем она станет, если перестанет быть той, какой она была всю жизнь? Ладно, пусть не всю жизнь, но уж большую-то ее часть, это точно. Осталось ли в ней что-то еще? И есть ли у этого что-то возможность как-то проявить себя?
* * *
Хелми заботливо накрыла стол, принесла кофе и имбирное печенье, она всегда заботилась о них и ей это нравилось. Для нее это было естественно, the natural born hostess>[12]. Постоянно следить за тем, чтобы всем было хорошо, чтобы царило хорошее настроение и чтобы никто не почувствовал себя обиженным, оскорбленным или забытым.
