— Запах может быть и снаружи, — сказал мужчина. — Это может быть вовсе не камень, не скала и даже не вода или, во всяком случае, не только вода. Может быть, это и вода, и трава, и листья, и земля — все, что есть вокруг живого. Ты не устал?
— Устал, папа.
Он посмотрел на отца, и глаза его улыбались, но лицо было печально.
— Мама была смешная в Кловисе. И когда она сказала, что ты удивить хочешь, и когда разговаривала с Мэй и ее девочками. Она была как-то странно смешная все время.
— Неужели?
— Она была очень смешная. Она любила там все. И она была очень грустная. Когда ты любишь все вокруг и в то же время грустен, ты от этого делаешься смешным, разве нет?
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, когда ты видишь кого-нибудь таким печальным и любящим все, тебе или вообще тому, кто видит, делается смешно. Грустный делает тебя веселым.
— Ох!
— Теперь о завтра, папа, — сказал он. — Я собираюсь найти этот камень или же выяснить, что здесь пахнет камнем. Холодным, сухим камнем.
— Хорошо, Рэд.
— Мама, — сказал мальчик.
— Да, Рэд.
— Ты была очень смешная в Кловисе.
Мальчик вышел на веранду, наклонился над качалкой, взял руку матери и поцеловал ее в ладонь, потому что он не раз видел, как это делал мужчина и потому что это было приятно делать. Женщина сжала руками его голову, посмотрела на него, и он увидел в ее глазах печаль.
— Ты тоже был смешным, Рэд.
— Значит, я тоже любил там все?
— Любил все?
— Да, так, как и ты в Кловисе.
— Разве в Кловисе я любила все?
— Да, мама, я это видел. Но скажи, я тоже любил там все?
— Да, Рэд, да, любил.
— Спокойной ночи, мама. — Он поцеловал ее в обе ладони, но не посмотрел на нее, и медленно, неохотно как-то, прошел в дом. Она услышала, как он сказал в гостиной:
— Спокойной ночи, папа.
— Ты сумеешь сам о себе позаботиться? — спросил мужчина.
— Мне шесть лет, почти шесть с половиной!
— Ладно, Рэд.
Ивен мыл на кухне, под краном, персики и черный виноград, оставленные Дейдом в холодильнике.
С Дейдом было так: у него была семья, и он потерял ее, и все, что осталось, был дом, построенный для многих, дом, который Дейд построил сам, когда ему было двадцать девять, — две большие спальни и три маленькие, три маленькие для малышей, для тех, кого он едва успел увидеть, одна из больших — для него и его жены, другая — для его брата Ивена и жены Ивена на случай, если им захочется навестить его.
Ну вот, вот она, тарелка винограда с виноградника Дейда. Он уже собирался пойти с этим виноградом к Суон, когда Рэд зашел на кухню и сказал:
