Когда подоспел Уоррен Уолз, он увидел, как мальчик силится поднять свою мать, то хватая ее за руку, то поддерживая за голову.
— Я — Уоррен Уолз, — сказал он мальчику, — мы виделись на станции.
— Что с моей мамой?
— А ну-ка, — сказал Уоррен. — Дай-ка мне поднять ее.
Подбежала и Мэй Уолз, муж и жена подняли женщину на ноги и медленно повели по лестнице. Она увидела Рэда, распахнувшего перед ней дверь, высвободилась, кинулась к нему, схватила на руки и вошла в дом. Она захлопнула дверь и с мальчиком на руках двинулась через темный дом. Где-то ударилась о стол, потеряла равновесие и упала. Рэд вырвался из ее объятий и помог ей встать.
— Мама, — сказал он. — Включи свет.
— Нет, — прошептала она. — Нет. Я не хочу света.
Оставшиеся за дверью муж и жена переглянулись.
— Это он был на дороге? — спросила жена.
— Конечно, он.
— Не лучше ли тебе пойти за ним?
— Не знаю. Не наше это дело.
— Тебе, пожалуй, надо пойти за ним, — сказала жена. — Мы просто не имеем права вернуться сейчас в машину и уехать домой. Я останусь здесь, на веранде, пока она не почувствует, что снова может выйти, или пока ты не вернешься назад.
— Поедем домой, — сказал мужчина. — Я думаю, нам лучше не встревать в это.
— Что-то произошло, — сказала женщина. — Почему она не включает свет?
— Позволь мне отвезти тебя домой.
— Иди за ним. Я останусь здесь.
— Ох этот мне чертов пыл! — сказал мужчина. — У них была маленькая стычка. Им обоим стыдно, и они хотят побыть одни.
— Иди за ним, Уоррен.
— О, господи, — сказал мужчина.
— Его брат — твой друг, — сказала женщина.
— Ничей он не друг — его брат, — сказал мужчина. — Не наше это дело.
— Заткнись ты, ради бога, и иди за ним, — сказала женщина.
— А ну тебя к дьяволу! — сказал мужчина и пошел к машине.
Он описал круг и поехал назад по дороге. Женщина посмотрела вслед машине, потом, испуганная донельзя, на цыпочках поднялась по лестнице на крыльцо, к двери. Из дома не слышно было ни звука.
Мальчик снова лег в постель, и женщина была где-то рядом, во тьме.
— Не плачь, — сказал он.
— Он твой отец, — всхлипнула женщина. — Он любит тебя. Он любит Еву.
— А тебя он любит, мама?
— Да, меня он тоже любит.
— Тогда почему ты плачешь?
— Я не могу сказать тебе, Рэд. Я не могу сказать тебе этого, но я люблю тебя.
Теперь она рыдала, и на этот раз это было страшно, страшнее, чем раньше. В чем же было дело? В чем было дело и на этот раз и всегда? Почему все не могло быть так, как должно было быть? Почему все и всегда было странно, таинственно, опасно, хрупко, готово вдруг разбиться вдребезги?
