[97]. Таким временем величайших социальных перемен Поппер, несомненно, считал и 1940-е годы. Они таили в себе большую опасность, поскольку за депрессией 1930-х годов последовали опустошение и дезорганизация, принесённые мировой войной. В такие моменты идеалы историцизма расцветали. В самом деле, они нашли отражение в национал-социализме, фашизме и Новом курсе: ведь все эти политические течения ставили во главу угла вмешательство государства и государственное управление экономикой и социальной жизнью.
Если гегелевская диалектика, снимавшая противоположности через синтез, предоставила интеллектуальную обёртку для новых, опасных и жестоких форм тоталитаризма, то Маркс повёл атаку на современный и открытый способ экономической организации — капитализм. Историцизм Маркса Поппер назвал «экономизмом»; а именно это «утверждение, согласно которому экономическая организация общества, организация нашего обмена веществ с природой, является фундаментальной для всех социальных институтов, особенно для их исторического развития»[98]. Часть книги, посвящённая Марксу, была принципиально важна для всей концепции Поппера, но доставила неожиданные проблемы в плане публикации. Хайек написал Попперу, что раздел о Марксе — самый слабый, и по этой причине Лайонел Роббинс не берётся рекомендовать книгу к публикации. «Если говорить обо мне, — писал Хайек, — то я тоже должен признаться, что читал эту часть с меньшим интересом, хотя моё впечатление — впечатление экономиста, которому в последние двадцать лет приходилось читать одно критическое изложение Маркса за другим, — конечно, не означает, что эта часть излишне длинная»[99]. Поппер и сам чувствовал, что раздел о Марксе, который он писал и переписывал в течение многих лет, стал для него камнем преткновения. Он согласился с Хайеком, что этот раздел менее удачен, но заметил: «Я писал часть о Марксе с безусловно наивным, но сильным убеждением, что можно и полезно попытаться привлечь марксистов на нашу сторону и необходимо сделать всё от нас зависящее, чтобы наладить с ними посильный контакт (мне ведь на самом деле удалось переубедить некоторых весьма видных марксистов)». Но самое главное, добавил Поппер, «я уже просто не могу переписывать это в сотый раз… Пусть это уже будет окончательный вариант»[100].
Какую же альтернативу, какое противоядие от опасных историцистских идей предлагал Поппер? По его мнению, необходимы продуманные реформаторские усилия, способные смягчить наиболее явные эксцессы капитализма. Поппер был согласен с Марксом в том, что в основе новых типов политической идентичности лежит экономическая организация. Но проблему неравенства, полагал он, нужно решать не с помощью классовой борьбы, а путём прагматических реформ. В принципе, это способно сделать государство, однако Поппер опасался, что такое вмешательство сосредоточит в руках государства непомерную власть
