Скажем мягко: упустил ты эту возможность.
У них больше нет возможности поговорить вдвоем. У Иисуса нет возможности донести до Своего ученика, что и в таком грехе Он его любит, прощает и считает Своим. Он не имеет возможности восстановить его после такого падения, а больше это сделать некому.
Потому что, кроме Христа, с этим бы не справился абсолютно никто — ни ангелы, ни архангелы, ни апостолы, ни Сама Пречистая. Если бы хоть кто-то, кроме Него Единственного, мог помочь, то Господь бы устроил необходимую встречу. Но по силам было только Ему.
И тем более Иуда ничего не может сделать сам.
В силу тяжести греха покаяние как мольба к Богу для Иуды недостижимо. Он не может встать на колени в Гефсимании и взмолиться к небесам, но не потому, что не хочет — он жизнь бы отдал и на любую муку пошел, чтобы отмотать обратно шесть часов, хотя бы до того протянутого куска на Вечере, — а потому, что… ну, не посмеешь ты из такого греха первый сделать шаг к Нему, припасть на колени и просить о себе. И чем больше хочешь — тем вернее не посмеешь.
Невозможно просить за себя после Тайной Вечери, где ты раз за разом отталкивал Его руку и поиздевался напоследок. Невозможно умолять после Гефсиманского сада с доведенным до конца богоубийством и богохульством.
Ты сделал все возможные выборы и исчерпал их. Очнулся? Уже не важно. Прими по заслугам.
Просьба Иуды за себя стала бы свидетельством недостаточного раскаяния. Такая просьба содержит хотя бы исчезающую надежду, что в тебе есть нечто, подлежащее спасению, не окончательно погибшее, способное к соединению с Богом. Нечто, что больше твоего преступления и может преклонить к тебе милость Божью. Что-то в тебе, о чем ты можешь просить, ради чего Бог может тебя помиловать и спасти, невзирая на то, что ты Его сознательно убил.
Ты должен самостоятельно оценить свою душу выше Его жизни.
Но, во-первых, тандем с сатаной, приведший к убийству Бога, извратил всю твою природу, все обрек аду, все сделал причастным вечной гибели. А во-вторых, нет ничего, что было бы важнее Его жизни, отнятой тобой. Ты весь — меньше твоего греха и не можешь разделиться с ним, чтобы просить прощения, просить за себя. Отрекаясь от такого греха, ты должен отречься от всего себя. Раскаяние — убийство той части в себе, что оказалась способна на грех; но в твоем случае не часть, это весь человек, вся душа. Нечего спасать, не о чем молиться.
Обреки себя на смерть.
А все, что меньше этого, — не раскаяние, а торговля, попытка выгородить себя перед лицом Его смерти. Грех на грех…
