Он хочет не только спасти душу Иуды, но и достоинство его пощадить: никто ничего не должен знать, только Я и ты. Никогда Он не хочет унизить — всегда только поднять.
Прямые слова о предательстве наконец-то будоражат учеников, они поднимают глаза на Христа и наперебой обращаются к Нему с одним вопросом:
Они весьма опечалились, и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня (Мф. 26: 22, 23).
Это уже более откровенный четвертый намек Иуде, потому что блюд на столе не так уж много, и тех из них, куда может одновременно опустить руку и Христос, и предатель, — еще меньше.
При этом Иисус не объясняет, что такое это предательство и к чему оно приведет. Ученики знать не знают, что Он имеет в виду Свое предательство на смерть — возможно, они воспринимают это, как отголосок той старой-престарой галилейской беседы? «Не хотите ли и вы отойти?» Значит, кто-то все-таки отойдет и бросит Учителя, кто-то окажется слаб… но не на смерть же Его отдаст! Поэтому все опечалились и все переспрашивают «не я ли?», а не вскрикивают от ужаса и не выражают желания немедленно это пресечь.
Все, кроме одного-единственного, который, разумеется, отлично понимает смысл этих слов. И после этого он уже напряжен, как струна. Что он? Вздрогнул, замер, задержал дыхание, наоборот, вздохнул слишком резко? — в любом случае, Христос, лежащий подле него и весь обращенный к нему, не может этого не почувствовать.
Ну что же, будет пятый шанс, величайший из всех.
И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Мф. 26: 26–28).
Об вопрос «Причащался ли Иуда на Тайной Вечере?» копья ломались начиная с самых первых веков, и единого мнения на этот счет нет. Разных версий придерживаются самые авторитетные богословы: например, святитель Иоанн Златоуст считает, что Иуда причастился, а преподобный Ефрем Сирин — ровно наоборот.
Споры вокруг этого вопроса вполне законны: напрямую в Евангелии не подтверждена ни та, ни другая версия. Понять противников его причастия можно: слишком велик и отвратителен грех, чтобы, впав в него, иметь возможность причаститься пречистых Тела и Крови Спасителя.
«…он недостоин был того хлеба, который вместе с вином раздавался двенадцати апостолам. Ибо тому, кто предавал Его на смерть, неприлично было посредством хлеба принять (в себя) Того, Кто спасает от смерти»
