Exegi monumentum | страница 31
О последнем из Бориных воплощений скоро будет сказано слово.
Не прошел без последствий тот, летний, разговор с Барабановым: ввел его Барабанов в святая святых познания, подвизается Боря в школе ста сорока четырех Великих арканов, в школе Познания глубочайших тайн бытия.
Во главе же школы Великих арканов — гуру общества «Русские йоги», посвященный такой степени, что и сказать-то страшно, степени Икс, сиречь степени Круга и Большого креста, И-ва-нов.
Иванов.
Валерий.
Никитич.
По традиции, чтобы духи зла не услышали имени посвященного, он и имя свое, и фамилию выворачивает наизнанку: Йирелав Вонави. И о нем-то сейчас задумался Боря.
А кругом работа кипит.
— Боря! Боря! — кричат отовсюду.
Но Боря устал. Утомился. Боря вылезает из ямы: копошился там, в зловонной ее глубине, на дне (материнское чрево, в которое ввергнут Боря перед новым своим рождением). Он наладил «Жигули» очередному страдальцу, участнику Великой Отечественной. И теперь он снисходительно цедит сквозь зубы:
— Готово!
И мальчишки-практиканты из ПТУ откатывают машину в сторонку.
А Боря выходит во двор: продышаться.
Мокрый снег повалил. Смеркается. Но все-таки: свежий воздух.
Боря знает, что он — не он. Он всего-то лишь элемент себя самого, завершенного, окончательного. Он звено в цепочке, состоящей и из лемура, и из атланта сурового, и... Из кого же еще? Из ко-го? О, на этот вопросище ему скоро-скоро ответят!