— А поручик? — у кого-то из наших дам вырвалось.
— А поручик знал дисциплину, стоит да стоит. Конь под ним уже шевелиться начал; поручик ему: «Не балуй!» А тут волны кругом беснуются и гробы по волнам поплыли — это все у Александра Сергеевича в точности художественно отображено. Но поручик стоит, обсказали ему, что он на правах часового, он свой пост оставить не может, покуда не придет разводящий, был у них такой ихний масон на посылках. Ладно, схлынули волны. Ночь навалилась, и на площади псих какой-то, из переулочка выскочил. У него невесту и в самом деле волнами смыло, безгрешную девушку; почему ей надо было за грехи императоров да масонов расплачиваться, одному только Богу ведомо. Ходит, бродит, бегает вприпрыжку патлатый псих и лопочет что-то. Подобрался к памятнику, императора стал оскорблять; это сплошь и рядом бывает, уж и сами вы знаете, почему-то трудящиеся всех времен и народов, как какие-нибудь неполадки в стране учинятся, сразу к памятникам бегут. Устремляются, пытаются счеты сводить. Монологи толкают. Подошел, значит, псих и ругается, а по-нашему сказать, по-недавнему кодексу,— типичная статья пятьдесят восемь пункт десять. Докопались мы, изучая архивы, что поручик не стерпел, монархистом он был, хотя и придерживался идеалов просвещенной монархии. Подмигнул для острастки психу, да сурово так: проваливай, мол, подобру-поздорову! А тот, знаете ли, не унимается, и мало ему ругательств, кулаком погрозил: «Ужо,— говорит,— тебе!» Тут не агитация только, тут уже и покушение на свержение власти. ПЭ ка-а-ак хлынет! А поручику непривычно; это вы теперь медосмотры проходите, кардиологи, то да се. Да инструкции по технике безопасности с вами штудируют. И то верно, поначалу страшновато бывает: сердце ПЭ воспринимает с повышенным напряжением, будто током человека шибает; я же знаю, самому лабать доводилось. Ночь, тьма лютая, холод. Псих беснуется. В сердце будто стрела кольнула. И, понятное дело, поручик не выдержал, тихо-тихо коню шепнул на ушко. И — в карьер с постамента. Псих, бедняжечка, наутек, а поручик за ним, еле-еле коня придерживает, чтобы, значит, не потоптал. Хорошо, психопат проходные дворы какие-то вспомнил, улепетнул. Все у Пушкина прекрасно описано, очень художественно.
— А поручик, поручик? — стонали дамы, потому что навеки вклинился в сознание русской женщины светлый образ собирательного поручика, и хоть кол ты ей на головке теши, никакой Корчагин Павка ей несчастного благородного поручика не заменит. И симпатии моих новообретенных коллег были явно, на стороне гвардейца, а тем более был он своим, собирателем ПЭ, коллектором, императорским лабухом.
