Нам не остаётся ничего другого, кроме постулирования принципиальной ограниченности и неполноты феноменологических данных. Такая феноменология не выявляет ноумен, но она и не посторонняя ему.
Но и наш ноумен есть достояние частности субъектного выявления. И ещё раз хочется подчеркнуть, что в пределах данной субъектности за ноуменом ничего не стоит такого, что не выявлялось бы в сознании как «вот он!». Таким образом, речь не идёт ни о какой вещи в себе.
Скорее мы можем говорить о том, что имеет место эскалация в редукции принципа субъектности, которая лежит в основании иерархии феноменологических данных.
Немного о структуре прошлого и будущего. В памяти сохраняются картины прошлого. Но вот вопрос: где взять подтверждение тому, что вспоминаемое есть воистину свидетельство о бывшем когда-то? Ответ тривиален: это свидетельство истинно. И это потому, что свидетельство о прошлом не присутствует нигде, кроме этих воспоминаний. Воспоминаний именно в настоящий момент. Но мы можем попробовать сделать уступку своему привычному представлению о природе прошлого и предположить, что во всей массе впечатлений о нём присутствует множество моментов, которые и представляются в тождественности бывшему когда-то. Это очень сильное допущение, но мы не можем в нашем анализе прошлого его игнорировать. Но что же мы помним? Мы помним наши субъективные впечатления о чём-то таком, что и полагаем бывшим. И уже здесь есть неопределённость. Ведь мы можем вспоминать и то, что можно назвать вторичным впечатлением, которое есть запомненное впечатление о том, что уже частично отложилось в нашей памяти. Впечатление от впечатления. Любая грёза, скользнувшая в нас случайная фантазия или случайно найденный завалявшийся старый предмет могут сделать вклад во впечатление об уже когда-то бывшем задолго до этого. И всё это вместе породит отнесение нового синтезированного впечатления в воспоминание. Даже сновидческая грёза может быть приложена к вновь вспоминаемому событию далёкого прошлого. И не только это. Наши грёзы и мечты о будущем, наши интуитивные предчувствия о нём ведь остаются в нашей памяти и через многие годы. И они, не сохраняя в себе указаний на своё место во временном континууме, формируют истинное прошлое. Повторим, что именно истинное! Ведь мы не можем оправдать никакого иного свидетельства о прошлом, кроме здесь и теперь заявленного. И из этого следует принципиальное отрицание формирования прошлого и будущего описанным только что образом. Никакого такого или иного формирования нет. Сознание сохраняет в себе модус восприятия прошлого как бывшего именно тем, чем оно представлено во всякий настоящий момент. То есть, в каждый настоящий момент осознаётся именно такое прошлое, каким оно и было в действительности. Таким образом, картины прошлого, которые нами осознаются теперь как истина, не просто не вполне соответствуют прошлому, но и сам этот вопрос не имеет смысла. И если мы хотим иметь своё подлинное прошлое, то мы должны смириться с мыслью, что оно есть в этом мире для нас только в описанной здесь данности. Мы не можем утверждать фатального смешения представлений о прошлых событиях, но мы не можем утверждать и обратного. Мы ведь созерцаем его только таким. Но важно то, что получив наше осознание в настоящем, наше прошлое только такое и есть. Прошлое и будущее, которые имеют долю друг в друге в общем смешении в настоящем.
