Запрещено для детей. Пятый номер | страница 22



Они молчали оба… Грустно, грустно
Она смотрѣла. Взоръ ея глубокой
Былъ полонъ думы. Онъ моргалъ бровями
И что-то говорить хотѣлъ, казалось,
Она же покачала головой
И палецъ наложила въ знакъ молчанья
На синія трепещущія губы…
Потомъ пошли домой все также молча,
И было въ ихъ молчаньи больше муки
И страшнаго значенья, чѣмъ въ рыданьяхъ,
Съ которыми бросаемъ горсть земли
На гробъ того, кто былъ намъ дорогъ въ жизни,
Кто насъ любилъ, быть можетъ. У воротъ
Они кухарку встрѣтили. Кухарка
Смутилась. Въ ней, быть можетъ, сжалось сердце.
И долго изумленными глазами
Она на нихъ смотрѣла, но ни слова
Они ей не сказали… Да! ни слова…
И молча продолжали путь… и скрылись…

Но какъ только переступили они порогъ спальни, Ѳедосья Карповна тотчасъ повернула ключъ въ замкѣ, и узнать, что тутъ происходило въ первыя минуты авторы рѣшительно не имѣли ни какой возможности, ибо, къ крайнему ихъ сожалѣнію, и самыя ставни оставались по прежнему закрыты, такъ что нельзя было даже ничего подсмотрѣть. Впрочемъ, можно догадываться, что тутъ происходила драма въ пяти или даже въ шести актахъ, съ эпилогомъ, — въ какой не дай Богъ участвовать женатому читателю! Но достовѣрно извѣстно только, что тщетно увѣрялъ Петръ Ивановичъ Ѳедосыо Карповну въ своей невинности. Какія ни приводилъ онъ доказательства, всѣ они обращались на его же голову. Ѳедосья Карповна упорно стояла на томъ, что ея платье и прочія вещи стащилъ Петръ Иванычъ къ мерзавкѣ своей любовницѣ, а самъ очутился на улицѣ безъ платья потому, что его раздѣли мазурики, когда онъ возвращался отъ мерзавки, своей любовницы, и что наконецъ лохмотья таинственнаго незнакомца самъ же онъ, Петръ Иванычъ, подкинулъ, купивъ на рынкѣ, чтобъ отвлечь отъ себя всякое подозрѣніе, въ случаѣ какой нпбудь неудачи. Какъ ни нелѣпо было такое предположеніе и какъ ни клялся Петръ Иванычъ (а онъ клялся всѣмъ дорогимъ для него въ жизни) — ничто не помогло. Не помогло даже и послѣднее очень сильное доказательство, что парикъ оставался дома, а невѣроятно и ни съ чѣмъ несообразно, чтобъ нуждающійся въ парикѣ человѣкъ позабылъ надѣть его, идучи на свиданье съ любовницей. Ничто не помогло!

Таково уже было расположеніе мыслей Ѳедосьи Карповны. Ревность рвала ея душу на части. Къ тому же и кухарка, обрадовавшись случаю, рѣшительно утверждала, что ни на минуту не выходила и никто къ нимъ не входилъ, и что хоть и слышались ей въ просонкахъ изъ спальни какіе-то шаги, но разсудивъ, что оттуда некому выходить, кромѣ барина или барыни, она не сочла нужнымъ встать и по смотрѣть… Хоть герой нашъ знался совсѣмъ не Макаромъ, но мы не можемъ здѣсь нсезамѣтить, что на бѣднаго Макара и шишки валятся!