Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 1 | страница 96
В известной степени можно усмотреть аналогии большой экранной формы с циклами рассказов и отрывками романов, выходящими в нескольких номерах периодической печати, фоторепортажами и фотографическими циклами, с циклами иллюстраций, витражными композициями, стенными росписями, занимающими значительные площади поверхности и, возможно, обладающими внутренней сегментацией различного рода…
Но тогда с чего начиналось движение художественной культуры к большой форме? И почему так важны размеры, протяженность, режим развертывания во времени и в пространстве?
Косвенно на эти вопросы отвечает раздел «Противоречие между непрерывностью мышления и прерывностью высказывания» в книге Г. Д. Гачева «Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр» [118], в котором идет речь о том, что любая литературная форма является «замкнутой целостностью, огражденным отовсюду миром» [119]. А мысль процессуальна, это поток. Соответственно для того, чтобы превратить мышление в высказывание, в любом случае приходится производить некоторые преобразования, искусственно внедряться в поток мысли и пр.
Но мышление – бесконечно, непрерывно, устремлено в будущее, оно осуществляет некую внутреннюю экспансию в духовном пространстве. Оно сопротивляется необходимости превращения в замкнутые, пластически внятные, «телесные» формы. Это относится не только к литературе. То же самое происходит и в случае других искусств. Мышление, как и творческая деятельность индивида в целом, противятся закрытости формы, стремятся сохранить свои ключевые свойства, непрерывность и бесконечность развития. А художественная форма, в том числе экранная, заинтересована в том, чтобы обретать начала и концы, внятные очертания, хронометраж. Взаимное борение процессов творческой деятельности и формообразования – и их взаимные компромиссы – рождают эффекты разрастания форм, тенденции к длительному развертыванию, размытости финалов, возможностям преодоления жестких телесных границ или хотя бы их раздвижению.
Сначала, как нам представляется, существовало некое умопостигаемое художественное целое, без берегов, без ясно очерченных границ, без жесткой закрытой формы. В этом целом могли сколько угодно возникать нелинейные, алогичные, с повторами и вариациями, периоды развития творческой материи. Одной из древних ее форм было мифотворчество, пространство созидания и циркуляции бродячих сюжетов, образов, мотивов. Мифы, сказки, легенды, сказания содержали массивы сюжетов со стабильным кругом персонажей. Сюжеты были связаны логикой единого цикла или являлись вариациями одной и той же линии повествования о судьбе одного или нескольких персонажей. Все это похоже на ненаписанные «бесформенные» романы, неснятые сериалы, непоставленные представления – большие художественные формы, не получившие внятного воплощения в материи какого-либо искусства. На самом деле, конечно же, речь идет о прямо противоположной последовательности: экранные искусства сознательно и бессознательно продолжают эстетические традиции больших форм, сформировавшихся в литературе, театре, изобразительных искусствах.